– Я ничего не видела.
А если связь действительно существует? Все эти годы Жас была избавлена от страшных приступов, но они возобновились теперь, когда она вернулась в Париж и в бутик. В чем связь? Не психическая паранормальная связь, не духовная? Возможно, что галлюцинации вызываются запахом. Некоторые ингредиенты присутствуют и в мастерской, и в этих черепках? В среду она об этом думала. Теперь это казалось еще более вероятным. Известны случаи умственного помешательства, вызванного чувственным перенапряжением. Почему такое не может случиться под воздействием запахов?
Гриффин начал выкладывать содержимое одного из рюкзаков, доставая припасы, которые они купили рано утром: рулон туалетной бумаги, мощную лампу, батарейки.
Не желая больше спорить, Жас взялась за свой рюкзак. Она вынула багет, головку сыра, нож, четыре яблока, мешочек сваренных вкрутую яиц, плитки шоколада, воду.
– Невзгоды богачей, – рассмеялся Робби.
Гриффин тоже рассмеялся.
– Вообще-то есть вино, – он вытащил пластиковую бутылку. – Здесь бордо из твоего подвала, так что могу предположить, оно хорошее. Но пей, когда найдешь безопасное место, чтобы выспаться.
– Никуда я не уйду, останусь здесь с вами, – вдруг заявила Жас. – Вам обоим небезопасно оставаться здесь.
– То-то будет здорово, если полиция заметит, что ты тоже пропала, – покачал головой Робби. – Исключено. Помочь мне ты сможешь, если поднимешься наверх и развлечешь полицейских, таская их за собой по городу. Если получится, узнай, какой куратор у «Кристис» разболтал про черепки. Потому что, кроме Гриффина, никто не знал, что они у меня.
– Это неправда, – возмутилась Жас. Мужчины посмотрели на нее. – Малахай Сэмуэльс знал. Ты сам ему сказал, Робби. Помнишь?
Робби кивнул.
– Он думает, что я нашел инструмент памяти. Но ты же не подозреваешь его? Ты знаешь его с детства.
– Он непредсказуем, да, но не опасен. Он врач и работает с детьми.
– Это правда, да только вот, – протянул Гриффин, – еще он отчаянно старается найти доказательство реинкарнации. Это цель его жизни. Когда первые инструменты памяти были найдены в Риме, а потом их украли, он был там. Он был в Вене, когда появился второй инструмент, флейта из человеческой кости. Может быть, Малахай и ни при чем, а возможно, за ним кто-то следит.
Послышался отдаленный звук.
– Уберите свет, быстро, – прошептал Робби.
Через мгновение они погрузились в темноту.
– Что ты… – прошептала Жас.
– Ш-ш-ш! – произнес Робби.
Шаги приближались, и Жас услышала голоса.
– Может, нам уйти? – снова прошептала она.
– Поздно, – сказал ей брат.
Тихие голоса отчетливо молились. Но не по-французски и не на латыни. Жас никогда не слышала этого языка. Низкий ровный звук, одновременно мелодичный и потусторонний.
Вместе со звуком возник и запах: парафин, сера и дым.
Вдруг в кромешной тьме слева на стене появился луч света.
Робби подкрался к щели, Жас с Гриффином за ним.
Он припал к отверстию. Оно было достаточно большим, чтобы могла пролезть мышь. Несколько секунд Робби смотрел, потом отошел и дал поглядеть Жас.
Это были те же шесть человек, четыре женщины и двое мужчин, которых Жас и Гриффин видели раньше. Но теперь они добрались до своей цели.
Она видела, как они встали вокруг пентаграммы из свечей. Лица их были скрыты под капюшонами. Они раскачивались в ритме непонятного гимна.
Жас повернулась к брату.
– Что нам делать? – прошептала она.
– Ждать, – сказал Робби и грустно улыбнулся.
Жас никогда не отличалась терпеливостью.
Глава 44
14.05
Жас и Гриффин пробирались по сложным проходам молча. Если на пути в катакомбы время текло медленно, то на выходе стало казаться, что оно вовсе замерло. Это объяснялось тем, что в начале пути Жас так сильно хотела найти брата, что не думала о возможных трудностях, лишь о конечном результате. Теперь, несмотря на то что Робби был жив, опасности, которым он подвергался, представлялись ей ужаснее, чем можно было вообразить. И ничего не закончилось. Надо было прожить еще два дня.
– Блажь моего брата может погубить нас всех.
– Он должен был так сделать.
– Не учитывая последствий? – спросила она.
– Именно из-за последствий.
– И ты готов ему помогать.
– А ты? – спросил Гриффин.
– Кто-то хотел его убить. Разве это не важнее легенды, написанной на черепках?
– Только не для Робби.
Остаток пути они молчали, и, когда появились в саду, от полуденного солнца у Жас заболели глаза. Она споткнулась.
– После долгой темноты всегда трудно привыкнуть к свету, – сказал Гриффин, подхватив ее.
Его пальцы, обхватившие ее запястье, задержались там дольше, чем требовалось. Она не убрала руку. На минуту они замерли посреди зеленой коробки лабиринта. У Жас болела голова и пересохло горло. Мысли о Робби мешали ей дышать.
Она испугалась, когда полиция сообщила, что Робби пропал. Но благодаря тесной связи между ними Жас была уверена, что, если бы действительно случилось что-то неладное, она бы это почувствовала. Поначалу надо было лишь найти логическое решение. Теперь здравый смысл исчез.
В историях, которые она читала и пересказывала, судьба и предназначение направляли людей на путь, который человек вправе пройти или отказаться от него. В легендах, веками переходивших из уст в уста и ставших архетипами, следование по пути судьбы вопреки трудностям и опасностям всегда ведет к величию. К великой трагедии или великой победе. В этих сказках метафоры использовались очень драматично и давался глубокий анализ человеческого духа.
Однако были, наверное, и другие истории, утраченные, где человек сходил с выбранного пути, и не происходило ничего особенного. Жизнь просто продолжалась. Такие истории не пересказывались. Люди, их прожившие, не знали никаких драм, не получали никаких уроков, не случалось ничего ужасного или страшного.
Хорошо бы, если б ее жизнь и жизнь Робби были такими обыкновенными. Если бы Робби просто вылез из подземелья и сдался полиции, а черепки отдал бы в музей или Малахаю или просто растер бы их в пыль и продолжил создавать прелестные духи.
Малахай Сэмуэльс сидел в гостиной. Из стереосистемы доносился концерт Томасо Джованни Альбинони. Когда они вошли, он опустил книгу.
– Вы его нашли? – спросил он быстро, словно не мог дождаться ответа.
Гриффин кивнул.
– Да, он в порядке.
– Слава богу.
