Потом дунул ветер, ветви взметнулись, как испуганные руки, и на Джоя посыпались цветы. Он машинально вытянул ладонь, словно проверял, идет ли дождь. Дождь шел — мягкий, легкий, бело-розовый и душистый. Этой цветочной волной смыло его деловые мысли, заботы и проблемы. Джой даже повернул ладонь, чтобы Инсон было виднее. Призрачная девушка молчала.
— Эй, — сказал он. — Инсон, вы там, часом, не уснули?
— Нет, — отозвалась она после паузы, во время которой Джой начал подумывать, не потрясти ли мобильник, чтобы наладить связь. Мелькнула совершенно мальчишеская мысль: а будет ли призрак кататься при этом внутри сотового, как единственная горошина — в стручке? Голос ее был странно напряженным. — Вишня ведь пахнет?
Он глубоко вздохнул, проверяя.
— Да, немного.
— А как? Я же не помню.
— Ну… — Он помолчал в затруднении. Попробуй втолкуй про воздух после дождя тому, кто не чует запахов, или расскажи слепому про зеленый цвет! — Пахнет как… варящееся вишневое варенье… только тоньше, н-ну, скажем, цветочнее…
— А ощущение от цветка на ладони?
Джой задумчиво пересыпал упавшие цветы с руки на руку.
— Пушистый… лепестки… — растер цветок между пальцами, — как какой-то гладкий тонкий материал… хм… шелк? Сатин?
— У тебя красивые пальцы, — заметила Инсон невпопад.
— Да? — Он вытянул перед собой руку. — Обычные… А вы что-то притихли. Устали?
Подобный вопрос, обращенный к привидению, наверное, настоящее издевательство. Но и Инсон ответила для призрака нетрадиционно:
— Расстроилась. Вы можете чувствовать, трогать, нюхать, а я…
Джой молчал, не зная, что сказать или сделать. Да и что тут поделаешь? Если уж она видит, слышит и может говорить, почему бы не оставить ей и все остальные чувства? Правда, кто должен это «оставить», Джой не представлял. Стряхнул с ладоней цветы и взглянул на время.
— Пора. Если захотите, придем сюда еще.
— Угу, — совсем мрачно ответил мобильник.
Мария, как он и ожидал, была на привычной высоте. Ему оставалось лишь добивать тяжелораненых — да и то чтобы те не слишком мучились. Иными словами, механизм фирмы работал как первоклассные швейцарские часы: все шестеренки пригнаны, смазка отличная, а лишние детали удалены и ожидают своей участи на складе.
— Мария! — с чувством сказал Джой. — Когда вы уже разведетесь со своим мужем?! Я истомился в ожидании!
Мария хихикнула, прикрывая круглое лицо папкой с документами на подпись.
— Смотрите, шеф, однажды ведь возьму и соглашусь! Только чтобы посмотреть, как выкручиваться будете!
Джой, проигнорировав отчетливое фырканье со стороны своего второго — привиденческого — мобильника, отозвался живо:
— Так давайте скорее попробуем!
— Ах, — выдохнула референт, активно обмахиваясь папкой, — меня от ваших слов прямо в жар кидает, шеф! Пойду еще раз все хорошенько обдумаю!
— Надеюсь на скорый положительный ответ! — успел сказать Джой, прежде чем увесистая папка приземлилась на стол перед его носом.
— Это твоя секретарша? — осведомилось привидение еще до того, как закрылась дверь. Джой чуть не шикнул, но сообразил, что, кроме него, ее никто не слышит.
— Секретарь-референт, — поправил он.
— А чего этот референт с тобой заигрывает?
Джой сдержал ухмылку — в голосе призрачной девушки звучало нечто очень похожее на ревность. Забывчивое, заблудившееся, еще и ревнивое привидение…
— У этой игривой дамы имеется муж, с которым она живет счастливо уже сорок лет, трое детей и пятеро внуков. И я каждый день молюсь, чтобы Мария не решила уйти от меня на пенсию. А теперь, Инсон, помолчите немного. Мне надо поработать.
— Хоть отдохну наконец от твоей болтовни! — живо отозвался призрак. Опешивший Джой — это он-то болтун?! — вовремя сообразил, что его просто раскручивают на дальнейшую беседу, и спокойно раскрыл папку.
* * *
Как же я завидую Джою! Не конкретно ему — всем людям, имеющим возможность дышать цветочным ароматом, чувствовать на языке, губах и нёбе вкус еды и напитков, осязать кончиками пальцев текстуру и температуру, ощущать кожей тепло солнечного луча и порыв прохладного ветра… Никогда раньше я не испытывала такой зависти и негодования по отношению к бестолковым живым, не ценящим каждого мгновения бытия, простых, но таких важных возможностей своего тела.
До этого времени я была словно заморожена. Мало того что ничего о себе не помнила, но и эмоций особых не испытывала: спокойное любопытство при наблюдении за живыми и мертвыми, раздражение от общения с господином Чжоем да мимолетное сочувствие к стекающимся ко мне с жалобами призракам. Встреча с младшим Чжоем или, скорее, скачок в мир живых меня разбудили. Уж и не знаю, благодарить ли наставника за то, что я наконец осознала боль и размер своей потери…
Пока мы подъезжали, а потом подходили к дому, я все выше задирала голову. Одно из тех зданий-башен, чьи окна ночью полностью темны, — офисное.
— А чем ты вообще занимаешься, Джой? — спохватилась я.
— Когда не беседую с привидениями? — уточнил он. — Строю. Здания и людей.
Джой беспрерывно здоровался со встречными и поперечными, коротко кивая или пожимая на ходу руки: сколько ж народу его знает! В просторной комнате нас — то есть, конечно, Джоя, — встретила полная дама в возрасте. Окинула его придирчивым взглядом, смахнула пылинки с плеча, поправила лацканы пиджака… «Руки прочь!» — скомандовала я, Джой хмыкнул. Дама прижала к обширному бюсту папочку и пошла с Джоем в следующую дверь, рассказывая о какой-то планерке, начальнике отдела снабжения, хамоватом подрядчике Георгии… Слушая не то что в половину — в четверть уха, — я разглядывала просторный, залитый солнцем кабинет: окна в пол, большой стол с «директорским» креслом, к нему ножкой буквы «т» еще один длинный стол. Все серое и черное, хромированное. Деловое. Да, этот кабинет явно предназначен, чтобы строить людей!
Услышав смех Джоя, я удивленно уставилась на него. Бархатный голос, улыбка, огонек в прищуренных глазах… Парень заигрывал. Если бы он так разговаривал со мной, я бы, наверное, не устояла. Тетенька тоже млела. Получив наконец предложение бросить супруга и выйти замуж за своего директора, она расхохоталась, погрозила Джою пальцем, кинула перед ним увесистую папку и, пристукивая невысокими каблуками («поросячий хвостик»), вытанцевала из кабинета.
Явно взбодрилась. Да уж, Чжоев внучок — этот, по словам прадеда, ленивый бездарь с суицидными наклонностями — умеет обращаться с женщинами!
И с делами.
Потому что несколько часов подряд после этого я наблюдала за работой Джоя. Звонки, разговоры, переписка, подписи, расчеты… Теперь понятно, почему он так редко улыбается! Сразу по двум причинам: положение и серьезные дела обязывают, и — положение и серьезные дела выматывают. Настолько, что уже совершенно не до веселья. Интересно, а господин Чжой хоть раз заглядывал к нему в офис? И если нет — остался бы при своем мнении о нерадивости и лености потомка?
