Если бы так же легко удалось отвлечь Ингу от ее вопросов! Но что-то подсказывало: вряд ли это у него получится.
Впрочем, за сутолокой рабочего дня про Ингу он благополучно забыл.
Она позвонила сама.
Причем именно тогда, когда он таскался по колено в грязи стройплощадки нового торгового центра, матерясь до хрипоты. При заливке фундамента использовали бетон не повышенной марки морозостойкости, а субподрядчик, что называется, на «голубом глазу», клялся, что в проекте именно такой и заложен, а если не заложен, значит, в документы закралась ошибка, исправление которой приведет к существенному удорожанию строительства… Чтобы делать дело, требуется не только смазка, но и кнут — в том числе и словесный. Джой как раз продемонстрировал часть своего богатого запаса ненормативной лексики, и, пока зачарованные рабочие и присмиревший субподрядчик вникали в суть, в кармане завибрировал телефон. Джой выдернул его, как пистолет из кобуры, и, не взглянув на имя, рявкнул:
— Да!
На той стороне трубки помедлили. Потом женский голос произнес неуверенно:
— Добрый день.
— Добрый! Кто это?
— Я…
— Кто «я»? — спросил Джой по инерции тем же «матовым» голосом, хотя уже сообразил кто.
— Инга.
— Вы где сейчас, дома?
А где она со своими фобиями еще может находиться?
— Да. Нам надо поговорить.
Прозвучало это угрожающе. Джой согласился:
— Надо. Я позже подъеду.
— Но я…
— До встречи. — Помахивая мобильником, он повернулся к субу со зловещим: — Ну? И долго мы еще будем тратить мое драгоценное время?!
* * *
Я поглядела на замолчавший телефон с изумлением, быстро переросшим в возмущение. Сам невесть кто, появился неизвестно откуда, так еще и рявкает?! Было у меня большое желание тут же перезвонить, но что это я, как брошенная любовница какая-то, стану ему бесконечно названивать? Ограничилась тем, что с размаху швырнула телефон — на кровать, я же не сумасшедшая, чтобы разбивать вдребезги собственный сотовый!
И забегала по квартире, выплескивая раздражение и беспокойство. Впервые после больницы мне не хватало простора и движения: до этого я воспринимала свой дом как надежное убежище от страхов и от Странных. Да и от мира, в конце концов.
Пора уже признать — мне не по себе не только из-за этих… мертвых людей. Мне неуютно и среди живых. Их слишком много, они говорят слишком громко, двигаются слишком быстро… Я устаю от мамы, и от девчонок, и от Саши — но они хотя бы дают мне передышку. А вот от «кто следующий?», «девушка, выбирайте побыстрее!», «женщина, отойдите, пропустите», «говорите, не молчите» — я впадаю в такой ступор, что со стороны наверняка выгляжу законченной идиоткой. Сидя дома и общаясь практически лишь в соцсетях да по телефону, немудрено одичать окончательно. Потерять навыки социализации. Я уже передала в кадры заявление «по собственному»: даже без призраков мне сейчас настолько трудно сосредотачиваться, что с цифрами в ближайшее время дела лучше не иметь. Мама успокаивает, мол, проживем пока: пенсия, кое-какие накопления, а в последние месяцы благодаря Жене мы вообще не платили ни копейки ни в больнице, ни на реабилитации…
Опять этот Женя!
…Все запланированные речи вылетели из головы, когда в открытую мной дверь проникла рука с цветами.
— Что это? — спросила я донельзя глупо.
Вошедший Джой посмотрел на свою руку, скривил губы в сомнении.
— А на что похоже? Ромашки, по-моему. Я же приносил их в больницу! Тогда тебе понравилось.
Сунув мне цветы, деловито разделся-разулся и направился в гостиную. Я поглядела на белые крупные ромашки и поспешила следом.
— Не помню я, чтобы вы приносили мне цветы, и не помню, чтобы я говорила, что они мне нравятся!
— Ну и что я могу поделать, раз ты ничего не помнишь! — парировал Джой. По-хозяйски уселся на диван и приглашающе похлопал рядом с собой.
Я стояла перед ним, сжимая ромашки. Он сразу выбил меня из колеи букетом и вот этим намеком «ничего не помнишь».
— Не знаю, кто вы такой и что вам надо…
— Может, все-таки перейдем на «ты»?
— Я всегда с незнакомыми на «вы»!
— Ну раз тебе так удобнее… сядь.
— Я не устала!
— Вот еще!
Евгений быстро поднялся и, надавив на плечи, усадил в кресло: я только ойкнуть и взмахнуть ромашками успела.
— Да что же это такое?!
Он демонстративно отдернул руки, покрутил в воздухе, показывая: «вот они где, мои рученьки», и, поддернув на коленях брюки, вновь уселся на диван. Произнес вежливо:
— Продолжай… те. Я внимательно слушаю. Так что же я там такое коварное задумал?
Я вздохнула, собираясь с мыслями: но те ушли далеко и, похоже, надолго.
— Я вас не знаю.
Джой кивнул:
— Я уже понял, что ты меня не помнишь. Дальше?
— В том смысле, что я вас никогда и не знала. Зачем вы все это моим наговорили? Чего добиваетесь?
Джой помолчал. Спросил осторожно:
— А может, вы меня все-таки просто забыли?
— Забудешь такого, как же! — выпалила я, и Джой тонко улыбнулся.
— Такого? — К счастью, не стал углубляться. — А вы все-все помните?
— Кроме того, как это, — я показала на свою голову, — произошло, — все!
— Точно все?
Ну разве что какие-то мелочи, типа куда засунула то или это… и кое-какие продукты, которые, по словам мамы, я любила до болезни, сейчас мне совершенно не нравятся. И еще я часто забываю имя собеседника. Например, точно знаю, что это наша соседка, живущая здесь с основания дома, а имя-фамилия вспоминаются лишь через некоторое время…
Джой, подавшись вперед, наблюдал за мной. Кивнул:
— Вот видите!
И вновь вольготно отвалился на спинку дивана.
— Но это же совсем другое… — пробормотала я. Мне и самой этот довод не казался убедительным.
— Инга. Я понимаю ваше недоверие. Но сейчас я говорю правду. Мы действительно встречались. Недолго. Всего месяц. Вы не раз оставались у меня дома…
— Еще чего! — перебила я возмущенно. — Не было этого!
Губы Джоя дрогнули в сдерживаемой улыбке.
— Было-было! Мы внезапно расстались, поэтому я нашел вас не сразу… косвенным путем.
Вроде не врет. Что странно.
— Не знаю, как скоро пройдет ваша амнезия. Да и врачи этого не знают. Но я очень хочу вам помочь. Так что давайте попробуем вспомнить… вместе.
Меня осенило:
