– Я люблю всех-всех! – воскликнула она однажды, раскрывая объятия с ложкой в правой руке и кружкой в левой, словно желая и обнять, и напитать весь белый свет.
Она подрастала, и Мег начинало казаться, что и впрямь их «голубятню» благословило присутствие души воистину голубиной. Чем-то эта малышка напоминала другого человека с такой же голубиной душой, совсем недавно делавшей уютное родовое гнездо Марчей еще уютней. О, только бы не случилось беды, подобной той, что унесла от них того ангела. Дедушка иногда по ошибке звал ее Бет, а бабушка зорко следила за внучкой, словно пытаясь загладить какой-то совершенный ею в прошлом грех, о котором не знал никто, кроме нее самой.
Ну а Деми рос настоящим янки. Он был неистощимо любознателен, желал знать обо всем на свете и причинял немало хлопот, добиваясь ответов на множество «почему?». В нем, к удовольствию дедушки, даже стали открываться философские наклонности. Во время ежедневных «сократовских прогулок» не по летам разумный ученик порой ставил в тупик своего старого учителя, чем доставлял немалое удовольствие женской части семейства.
– Дедушка, а кто так сделал, чтобы ноги ходили? – приставал внук, обозревая эти нарезвившиеся и утомленные части своего тела после дежурного ритуала укладывания в постель.
– Это сделала твоя маленькая душа, Деми, – отвечал мудрый наставник, ласково поглаживая светлую головку.
– А что это такое «душа»?
– Это и есть двигатель твоего тела. Помнишь, я тебе показывал, как работают часы? В них есть пружинка, и она вращает колесики.
– А во мне тоже есть пружинка? Открой меня – я хочу посмотреть.
– Этого нельзя сделать. Люди заводят часы, а людей заводит Господь Бог. Он завел тебя – и ты будешь ходить, пока Он не остановит.
– Правда? – по мере того как Деми постигал эту новую идею, глаза его становились большими и блестящими. – Значит, Бог берет меня и заводит?
– Но только я не могу показать тебе, как Он это делает. Это бывает тогда, когда никто не видит.
Деми некоторое время ощупывал свою спину в надежде отыскать там крышку, а потом заметил с необычайной серьезностью:
– Бог делает это, когда я сплю?
В ответ дедушка затеял очень пространные объяснения, а внук слушал их до того внимательно, что решила вмешаться бабушка:
– Дорогой мой, едва ли это разумно – говорить о таких вещах с младенцем. Он так и будет все время морщить лобик и придумывать вопросы, на которые нельзя ответить.
– Ну, если он уже умеет поставить вопрос, то заслуживает, чтобы ему дали серьезный и правдивый ответ. Я ведь никаких новых мыслей не вкладываю ему в голову, я только помогаю проявиться тем, которые там есть. Имей в виду: дети умнее нас. У меня нет никакого сомнения, что он из моих речей понимает все до единого слова… Ну-ка, Деми, скажи бабушке, где твоя душа?
Если бы Деми ответил ему словами Алкивиада
[25]
: «Клянусь богами, Сократ, я не могу сказать», мистер Марч совершенно не удивился бы. Но мальчик постоял немножко на ноге в позе задумчивого аистенка и ответил убежденно: «Душа у меня в животике». Бабушка и дедушка рассмеялись в один голос, и урок философии был завершен.
Все это могло бы беспокоить маму, если бы Деми не подтверждал на каждом шагу, что он не только подающий надежды философ, но и обыкновенный мальчишка. Иной раз после глубокомысленной дискуссии, когда Ханна уже зловеще прорицала, что Деми не жилец на этом свете, мальчик сразу спешил успокоить ее страхи какой-нибудь из тех озорных выходок, какими домашние баловни обычно и огорчают, и восхищают старших.
Как ни старалась Мег быть строгой с близнецами, но перед хитростями маленьких плутов она часто устоять не могла.
– Деми, хватит таскать изюм, а то тебя будет тошнить, – выговаривала она юному помощнику, который вызывался помогать ей именно в те дни, когда готовили пудинг.
– Я хочу, чтобы тошнило!
– Зато я не хочу. Ступай, помоги Дейзи лепить пирожки.
Деми уходил, но ему требовалось не много времени, чтобы придумать, как перехитрить маму.
– Ну вот, сегодня вы хорошо себя вели, и я могу заняться с вами, чем вы хотите!
Мег собиралась увести своих помощников наверх, пока пудинг булькал в кастрюльке.
– Честно, мама? – деловито переспросил ее Деми, и блеск в его глазах выдал, что под его напудренной мукой шевелюрой уже вызрел коварный план.
– Да, честно! – ответила простодушная мама, думая уже о том, какие они сейчас будут петь песенки и в какие игры играть.
Тут-то Деми и загнал ее в угол:
– Тогда пойдем на кухню и съедим весь изюм!
Но главным товарищем детских игр и особо доверенным лицом была, конечно, Джо – тетя Додо. Когда она появлялась в «голубятне», они втроем переворачивали все буквально вверх тормашками. Тетю Эми близнецы до самого недавнего времени знали только по имени; тетя Бет успела превратиться в доброе, но довольно смутное воспоминание; и только одна тетя Додо была живой реальностью – при любой возможности близнецы всецело завладевали ею, она же была польщена и очень благодарна им за это.
Однако с приездом мистера Баэра Джо совсем забыла про своих маленьких подопечных, чем вызвала в их душах глубокую скорбь. Бедная Дейзи! Кому же будет теперь дарить она свои поцелуи? Бедный Деми! Тетя Додо теперь больше любит играть с «дядей медведем», чем с ним. Тем не менее вызвать на поединок соперника наш маленький герой не решался: ведь в одном кармане его жилета всегда были залежи шоколадного драже, а в другом – часы, которые можно было вынимать из футляра и заводить с благосклонного позволения хозяина.
Деми не считал даваемые ему привилегии подкупом или чем-то в этом роде. Он искренне верил, что «медведь» его полюбил. Дейзи вела себя осторожнее и не сразу доверилась ласкам странного дяди, но уже дня через три она рассматривала его плечо, как свой королевский трон, его руку – как прибежище от всех зол, а его дары – как лучшие в мире сокровища.
Случается, что женихи намеренно балуют юных родственников своих невест, но такое неискреннее чадолюбие обычно тяготит и детей, и невесту, и самого жениха. Нет, любовь мистера Баэра к племянникам совершенно не зависела от его чувства к их тетушке. Он любил повторять, что любить и судить надо честно. С детьми он чувствовал себя совершенно свободно, и было одно удовольствие наблюдать со стороны контраст между их маленькими ребячьими личиками и его большим, умным лицом. Что за дела удерживали его в городе, об этом никто не ведал, но день проходил за днем, а он, казалось, не торопился уезжать. Редкий вечер обходился без того, чтобы он не заглянул к Марчам. Обычно он спрашивал мистера Марча, и отец семейства не без гордости полагал, что ему удалось завоевать дружбу этого интересного иностранца. Он и дальше упивался бы долгими философскими диспутами, если бы однажды более проницательный внук не открыл ему глаза.
