– Что ты хочешь сказать?
– Ты же сам сказал это Кишану! Ты сказал, что не можешь себе представить, как мог полюбить такую, как я. Видишь? Ты знал, что мы друг другу не ровня. Ты – мистер Совершенство, а я – мисс Посредственность. Это видно с первого взгляда, и именно это ты со всей искренностью почувствовал после освобождения.
Рен горько рассмеялся:
– Поверь мне, Келси, я далек от совершенства, а ты столь же посредственна, сколь сама Дурга. Вспомни, ведь я совсем не знал тебя, когда разговаривал с Кишаном, и потом, ты неправильно меня поняла.
– Как это?
– Я… я хотел сказать… то есть я сказал… да пойми же ты! Ты не та, какой я считал тебя тогда!
– Я та же самая!
– Нет. Тогда я избегал тебя. Не хотел тебя знать. Я был…
Я вырвала еще одну страницу.
– Келси! – Он подскочил, рванул дневник у меня из рук и невольно застонал от боли, вызванной близостью ко мне. – Прекрати! Даже не думай сжечь еще хоть страницу!
Я вцепилась в дневник и потянула на себя.
– Мой дневник, что хочу, то и делаю!
Он дернул тетрадь на себя.
– Ты не должна судить обо мне на основании того, что я говорил сразу после возвращения! Тогда я был еле жив и не мог думать связно. Мне нужно было время, чтобы узнать тебя, чтобы… Чтобы понять, что ты мне нравишься! – заорал он. – Ты мне нравишься достаточно, чтобы понимать, за что я любил тебя… хоть ты меня и бесишь!
Я вырвала у него тетрадь.
– Ты… Я… Я нравлюсь тебе достаточно?! Так знай же, для меня этого недостаточно!
Он снова отнял у меня дневник.
– Келси, чего еще тебе от меня нужно?
Я потянула тетрадь к себе.
– Мне нужен мой прежний Рен!
Он застыл, потом процедил:
– Что ж, в таком случае я не знаю, что тебе сказать. Возможно, прежний Рен ушел навсегда. Но… новый Рен не хочет потерять тебя. – Он мрачно посмотрел на меня, положил руку мне на талию и привлек к себе, забыв о дневнике. – И потом, ты сама сказала, мы можем начать все сначала.
– Не думаю, что это возможно. – Я изо всех сил рванула тетрадь, и на этот раз Рен выпустил ее и отошел от меня.
Он стоял, уронив стиснутые в кулаки руки, потом опасно-тихим голосом произнес.
– Сделай так, чтобы это стало возможно.
– Ты слишком многого хочешь!
– Нет. Это ты слишком многого хочешь. – Он шагнул ко мне. – Ты ведешь себя неразумно, Келси. Дай мне время.
Я посмотрела на него, наши глаза встретились:
– Я была готова ждать целую вечность, но это было до того, как Пхет открыл мне правду.
– «Как беден тот, кто небогат терпеньем! Какая рана заживает сразу?»
[6]
– На этот раз Шекспир тебе не поможет, супермен. Твое время вышло.
Он сдвинул брови:
– Пожалуй, мне следует сесть за изучение «Укрощения строптивой».
– Прекрасно, вот тебе первый урок: «Получше люди слушали меня, А не хотите, так заткните уши. Уж лучше дать свободу языку и высказать, что в сердце накопилось!»
[7]
– Спасибо, урок мне не нужен. Я уже знаю, чем дело кончилось. Укротитель победил. «В пылу сраженья я не слышал, что ли, Сигналов боевых и ржания коней? А мне твердят о женском языке, Да он трещит едва ль не вдвое тише, Чем на огне у фермера каштаны. Пугайте им детей! – Он поманил меня пальцем. – Раньше поцелуй меня, Кет, и пойдем»
[8]
.
Я недобро сощурилась.
– Ты вырвал строчки из разных мест, к тому же очень скоро тебе предстоит убедиться, что меня укротить далеко не так просто, как Катарину!
Рена насупился, он с досадой взмахнул рукой:
– Отлично. Ты победила. Если хочешь вернуть мне мои стихи – валяй. Только не сжигай их.
– Отлично! Кстати, я не могу понять, как я могла когда-то считать тебя добрым, приятным и добросердечным человеком! Ты… да ты колючий, как дикобраз! Любой, кто приблизится к тебе, рискует исколоть лицо!
– Вот это верно. Девушке следует быть осторожнее с мужчинами, которые собираются полакомиться ею на обед. Особенно если эти мужчины – дикие тигры, рыщущие в поисках неприятностей.
Он сощурил глаза, схватил меня за руку, легонько ущипнул за внутреннюю сторону запястья, а потом поцеловал в то же место, хотя невозможно было не заметить, что ему очень больно.
– Ты еще не видела, насколько диким я могу быть, субхага джадугарни.
Я театральным жестом стерла его поцелуй со своей руки:
– И что это значит?
– Это значит… прелестная колдунья.
– Лесть тебе больше не поможет, не говоря уже о сомнительных комплиментах. Я слишком хорошо изучила твои словесные фокусы!
Он коварно улыбнулся, хмыкнул и откровенно задержал взгляд на моих губах.
– Судя по твоему дневнику, полному стихов, мои словесные фокусы и сомнительные комплименты пользовались успехом.
– Снова захотелось погоняться за музой?
– Еще бы. Не волнуйся, я дам тебе фору.
– Не в этой жизни, приятель!
Он скрестил руки на груди и улыбнулся.
– Прекрати! Ты меня бесишь своими улыбками!
Я врала. Улыбка Рена никогда меня не бесила. Честно признаться, совсем наоборот. Она заставляла меня тосковать по нему. Я почувствовала, как тихая грусть овладевает мною, остужая слепое бешенство до температуры медленного кипения.
– Ты раньше никогда меня так не называл!
– Как? Субхага? Значит, я давал тебе другие имена?
Я помолчала, потом прошептала:
– Да…
– И как же я тебя называл? – Он склонил голову и окинул меня насмешливым взглядом. – Вероятно, я использовал слова: упертая, ограниченная, раздражительная, нетерпеливая…
Безумная ярость вернулась, полыхнула слепящим пламенем, вскипела так горячо, что выплеснулась наружу. Мне захотелось причинить ему боль.
Я уперлась обеими руками в грудь Рену и толкнула его изо всех сил, но он даже не шелохнулся и обидно засмеялся над моими жалкими потугами, поэтому пришлось слегка прижечь его разрядом.
– Ого! Прекрасно, котеночек, ты показала мне свои коготки, теперь я покажу тебе свои. – С этими словами Рен прижал обе мои руки к моим бедрам, обезвредив меня. Я оказалась крепко прижата к его груди, его руки превратились в железные обручи. Он поцеловал меня в шею и вкрадчиво прошептал: – Я же вижу, что ты мечтаешь приласкать меня.
