– О чем вы тут?
Натали поморшилась.
– Экономку волнует, что у нас больная без удостоверения личности. Может она в чем-то замешана? А может ее ищет полиция? А не взять ли у нее на всякий случай отпечатки пальцев?
Сестра Уэллс, худая темноволосая женщина, которой Пол симпатизировал с первой же встречи, сочувственно улыбнулась, продемонстрировав крупные лошадиные зубы, и направилась к палате, куда вчера поселили Арчин. Пол двинулся вслед за Натали и тут неожиданно вспомнил:
– Черт, я забыл вчера позвонить Хоффорду!
– Я звонила, сразу, как ты ушел. Только ничего нового я ему не сказала.
– Он говорил что-нибвдь о Фабердауне – ну, о коммивояжере?
– По-прежнему утверждает, что ничем не провоцировал нападение.
Инспектор извинялся, но сказал, что дело, видимо, будет отсрочено.
– Что это значит?
– На их жаргоне – то, что оно им надоело. – Натали остановилась перед одним из боксов, тянувшихся вдоль стены палаты. – Черт возьми, сестра, я же просила держать ее дверь открытой.
– Она и была открыта, – возразила сестра Уэллс.
Пол огляделся. Как и в мужском отделении, по палате в ночных сорочках слонялись пациентки, которых сегодня должны были осматривать консультанты, одна бросилась ему в глаза – немолодая женщина с плутоватым лицом и спутанным клубком седых волос. Она рукой прикрывала рот и постоянно хихикала. Пол тронул Натали за рукав.
– Что? А, Мэдж Фелпс в своем репертуаре. Надо было сразу сообразить.
Считает, что она здесь для того, чтобы шпионить за другими, и каждый день ходит ко мне и к сестрам с кучей жутких сплетен про то, как все плохо себя ведут. Сестра, скажите, чтобы она ушла.
Она резким движением открыла дверь. На низкой жесткой койке, напуганная их неожиданным вторжением сидела Арчин.
«Я уже был в этом боксе. На стене нацарапано ПОМОГИТЕ. Может и хорошо, что она не умеет читать.» Узнав Пола, Арчин вскочила на ноги и робко улыбнулась. Он улыбнулся в ответ, стараясь, чтобы это вышло как можно теплее.
«Не обрашай внимания, что она похожа на пойманного зверька. Такую маску может носить даже убийца.» – Как прошла ночь? – спросил он Натали.
– Сестра Кирк заглядывала к ней пару раз, и я тоже. Полночи просидела с мрачным видом на койке, а Кирк слышала, как она разговаривала сама с собой.
– Что она говорила?
– Иностранный язык. Так сказала Кирк.
Пол почесал подбородок.
– А утром?
– Вполне послушна, если не считать того, что ей абсолютно все надо показывать.
Да, еше одно. За завтраком спокойно съела овсянку, но когда принесли бекон с гренками, потрогала его пальцами, понюхала и с бледным видом вышла из-за стола.
– Я подумала, может, она еврейка, – вставила сестра Уэллс. – Она совсем не английского типа, вам не кажется?
– Но и не еврейского, – пожал плечами Пол. – Хотя это, конечно, объясняет отвращение к бекону. Я вот думаю. Может она вегетарианка?
– Здоровая пища и нудизм? – ехидно заметила Натали.
– Как раз для нашего мерзкого климата, – усмехнулся Пол. – Кстати, обстановка ее не беспокоила?
– Нет. Только постель показалась ей слишком теплой, она вытащила одеяло и сложила в шкаф.
– Жар?
– Не-а.
– Все. Я иссяк. А ты что скажешь?
– Чем больше я об этом думаю, тем меньше понимаю. – Натали бросила быстрый взгляд на стенные часы. – Черт, мне надо идти. Рошман должен быть с минуты на минуту, он хочет, чтобы я поехала с ним после ланча в Бирмингем, сумасшедшее утро. Дай мне знать, что скажет Элсоп, ладно?
– Конечно.
Натали и сестра Уэллс ушли. Пол остался в боксе, он смотрел на девушку и чувствовал, как его захлестывает волна жгучей жалости. Она казалась ему маленькой и беспомощной в хлопчатобумажном больничном платье детского размера, но все равно слишком широком для ее талии. Однако, ничего детского не было в живом взгляде ее больших темных глаз. И несмотря на уродующую одежду, она вполне подходила под то определение, которое дал ей Мирза – куколка; утренний румянец на щеках сменил вчерашнюю холодную бледность, и это ее полностью преобразило.
«Чертова плутовка, тебе надо было придумать имя, которое мы переделали бы в Эльфа вместо Арчин! Подошло бы лучше.» – П'ол? – неожиданно сказала она.
– Арржин, – согласился Пол.
Ее маленькая рука дотронулась до кровати, а голова мотнулась в немом вопросе.
Пол сначала не понял, потом до него дошло.
«Она хочет узнать, как это называется. Господи, да как же понять, что в ней происходит?» – Кровать, – медленно произнес он.
– Кроват. – Пауза, затем легкий стук в стену.
– Стена.
– Стэна.
– Доктор Фидлер, – прервал их голос за его спиной. Пол обернулся и увидел в дверях сестру Фоден.
– Доктор Элсоп уже здесь, доктор Фидлер, и он просит Вас присоединиться к нему прямо сейчас.
«Проклятье! Ничего не поделаешь. Попробую извиниться жестами.» Он показал на себя, потом на сестру Фоден, изобразил некую пантомиму насчет того, что ему надо идти. Арчин потускнела, но слов для того, чтобы возразить, у нее не было. Она только вздохнула и с безучастным видом опустилась на край кровати, словно предоставив миру делать с ней все, что ему заблагорассудится.
11
Доктор Е.Нок Элсоп был человеком приятной наружности: выше шести футов ростом, с широким лбом, прямыми темными волосами и тщательно поддерживаемым, даже зимой с помошью ультрафиолетовой лампы, загаром. Пол считал, что ему повезло больше тех, кто работал, например, с доктором Рошманом или с другими постоянными больничными консультантами. Не последним качеством Элсопа было тщеславие, что дало Мирзе повод (если он вообще в них нуждался) приклеить ему кличку Сопливый Эл, но выражалось оно в вещах довольно безобидных, вроде загара или упороного нежелания раскрыть значение инициала Е. На этот счет у Мирзы тоже имелась теория:
поскольку Элсоп до своего рождения был весьма беспокойным ребенком, будущие родители нарекли его Енох – «Е нок-нок».
Тем не менее элсоповское тщеславие не так раздражало работавших с ним врачей, как, например, патологическая нерешительность Рошмана – тот мог битый час провести с лечащим врачом, планируя курс для для больного, а потом позвонить вечером домой и заявить, что все надо делать совсем не так.
С другой стороны, Элсоп обладал качеством, за которое Мирза наградил его другой, по мнению Пола гораздо более подходящей кличкой: Хваткий Нок.
