– Пожалуйста, не спорьте, сестра. Я считаю, что Арчин не нуждается ни в транквилизаторах, ни в каких-либо других медикаментах.
– Мне кажется, вы что-то упускаете, Доктор. Эта Арчин – кстати, что за нелепое имя! – эта молодая женщина сломала руку взрослому мужчине. Я не хочу, чтобы подобное произошло в больнице, и, думаю, вы со мной согласитесь. – Старшая сестра Тородей не привыкла, чтобы ей возражали, но сейчас ее голосу не хватало обычной твердости.
– Напротив, – ответил Пол, – это вы упускаете тот факт, что в данном случае она является жертвой нападения. С Мэдж Филпс случались раньше подобные вещи, сестра?
– спросил он, оборачиваясь.
– Она налетает на всех, кто притрагивается к ее вещам, – ответила сестра Кирк.
– Кто ее врач?
– Доктор Рошман.
– Она получает сейчас какие-нибудь лекарства?
– Ларгактил, но доктор недавно снизил дозу.
– Сегодня до конца дня давайте ей прежнюю дозу, а если доктор Рошман спросит, почему, сошлитесь на меня.
«Вопрос, на который нет ответа: я это делаю, чтобы досадить экономке, или это верное решение, учитывая вечную рошмановскую нерешительность?
Чистая правда, что он меняет свои предписания столько раз за одну неделю, сколько Элсоп за год, и мне остается только молиться, чтобы предыдущее оказалось верным.» Щеки старшей сестры покрылись красными пятнами, Пол тактично отвел глаза и обратился к сестре Кирк.
«Еще немного, и они с полным правом обвинят меня в том, что я завожу среди больных любимчиков. Но это позже.» – Кроме английского, Арчин еще как-нибудь беспокоит пациентов?
– Да, – к неудовольствию Пола был ответ. – Она за ними наблюдает.
– Что же в этом плохого?
– Она смотрит на них во все глаза и повторяет их движения.
– Потому что не знает сама, как что делается?
– Похоже, что так. Но не удивительно, что больных это раздражает. – Сестра замялась. – Ну, и конечно, им не понравилось то, что произошло сегодня утром в умывальной комнате.
– То есть?
– Она разделась догола и принялась очень тщательно мыть интимные части тела. Это многих шокировало. У нас несколько пациентов воспитаны так, что пользуются отдельным полотенцем для лица, а она вытерла все тело одним и тем же.
Пол сделал в голове зарубку. Одержимость чистотой половых органов может вывести на природу всего расстройства.
«Если оно вообше есть. Как бы благие намерения не завели меня в ад.
Слишком мгного загадок для моего скромного ума.» – Думаю, из этой ситуации есть весьма простой выход, – сказал он вслух, – пусть она принимает душ или ванну.
– Но мы обычно по утрам этого не делаем, – с затаенным злорадством проговорила экономка. – Остальные пациенты могут расценить это как особую привилегию. Как вы думаете, сестра?
– Боюсь, что так, – согласилась сестра Уэллс.
– Знаете, это уже не лезет ни в какие ворота, – терпение его, наконец, лопнуло, – женщину исключительной чистоплотности называют грязной. Это просто поразительно, это сумасшествие! Пошевелите мозгами, что проще: заставлять ее мыться на глазах у всех или отправить в душ. Все, у меня много работы, да и у вас тоже.
14
– Это Холинхед, – буркнула телефонная трубка. – Зайдите, пожалуйста, ко мне.
«Чтоб ты провалился! Как будто у меня мало своих забот! Завтра ночью дежурство, комитет и море бумаг.» Но отрывая дверь холинхедовского кабинета, Пол не забыл натянуть на лицо самую вежливую маску.
– А, Фидлер! Садитесь. Вы ведь знакомы с инспектором Хоффордом?
Полицейский в расстегнутом плаще с болтающимся по полу поясом приветливо кивнул.
– Простите, что беспокою вас, доктор, – сказал он. – Это насчет той девушки, Арчин. Мистер Фабердаун не хочет оставлять это дело. Я пытался, как мог, спустить его на тормозах, и доктор Холинхед готов был помочь, но:
– Вы собираетесь предъявить девушке обвинение?
– У меня нет другого выхода, – вздохнул Хоффорд.
Тут вмешался Холинхед, голос его звучал непривычно мягко.
– Инспектор рад был содействовать всеми возможными способами, но это максимум, что он мог для нас сделать. Я полагаю, самый простой выход – признать девушку неспособной давать показания под присягой.
– Разве только: – пробормотал Хоффорд, – из того, о чем мы с вами говорили раньше, доктор, у меня сложилось впечатление, что у нее не стойкое умственное расстройство, а она просто: гм: была в шоке из-за попытки изнасилования, и ее страх окащался сильнее, чем разница в комплекции.
– Фабердаун все еще держится за свою версию? – спросил Пол.
– Вцепился, как пиявка, – проворчал в ответ Хоффорд. – Но вы, кажется, еще не нашли для девушки переводчика, и, значит, она не может опровергнуть его слова, так ведь?
Пол, принялся прокручивать в голове возможные варианты.
«Выставлять ее напоказ в суде было бы слишком жестоко, хотя, боюсь, все к тому идет. Но есть что-то совсем безнадежное в листе бумаги, на котором черным по белому будет написано: такая-то такая-то клинчески невменяема.
Претит мне это.
Мирза прав. Даже в самых тяжелых наших больных остаются крупицы здравомыслия.» – Инспектор, это очень срочно? – спросил он.
– Конечно, нам бы хотелось разобраться с этим делом как можно быстрее, но, впрочем: нет, нельзя сказать, что это очень срочно. Мистер Фабердаун сам все еще в больнице и не выйдет оттуда раньше следующего понедельника, девушка, насколько я понял, тоже останется здесь.
Холинхед деликатно кашлянул.
– Вас что-то беспокоит, Фидлер. Могу я узнать причину?
– Если честно, сэр, я не готов признать ее невменяемой. И не могу представить, что это сделает кто-то другой.
– Но старшая сестра сообщила, что она вела себя сегодня в палате, гм, неподобающим образом.
«Что-то я совсем недавно думал о том, что у сумасшедших – своя версия правды.
Собственно, почему только у сумасшедших?» – Насколько мне известно, сэр, она подверглась нападению другой больной, и, как утверждает сестра, не сделала даже попытки защититься.
Старшая сестра настаивала, чтобы я назначил ей транквилизаторы, но я отказался.
«Ох, кажется, я зашел слишком далеко.» В глазах Холинхеда блеснул холодный огонек.
– Если я правильно вас понял, вы утверждаете, что она – несчастная жертва обстоятельств, а коммивояжер, несмотря на его категорические заявления, – именно тот человек, который должен предстать перед судом?
