— Вот как! — глаза Вильгельма улыбались, губы тоже медленно растягивались в улыбку.
— Год назад я совершил непоправимую ошибку, милорд. Я готов смыть кровью свой позор.
— Твоя заслуга в том, что Мартелл до сих пор не добрался до меня?
— Да, милорд. Я устроил небольшой переполох в Анжу, но сейчас я полностью в ваших руках, сеньор.
Теперь герцог действительно улыбался:
— У меня найдётся место для такого, как ты, Нил. Ты исправил свою ошибку. Фиц-Осберн, размести людей виконта.
Нил быстро поднялся.
— Сеньор! — нерешительно проговорил он.
— Возьми назад свои земли, виконт, — сказал Вильгельм. Он обошёл вокруг стола и протянул Нилу руку. — Не будем ворошить прошлое. Я предпочёл бы иметь друга в твоём лице, нежели врага.
Виконт поцеловал руку Вильгельма.
— Я предан вам до конца моих дней, сеньор, — тихо проговорил он и вышел.
Герцог подмигнул Раулю:
— Иногда я могу завоёвывать не только замки, но и сердца людей, хотя они и называют меня безумным.
Вскоре начали говорить о приближении Мартелла. Слухи дошли и до гарнизона, засевшего в замке, и в сердцах осаждённых затеплилась надежда. Вильгельм послал своего сенешаля и юного Роджера де Монтгомери встретить анжуйца и выведать его планы. Вернувшись, они честно рассказали, что произошло, не скрывая, что их самолюбие было уязвлено.
Посланников герцога встретил сам граф, надменный человек, по фигуре которого легко было определить, что он раб своих желаний. Поприветствовав гостей в унизительной для них форме, граф велел передать Вильгельму, что в этот же день они встретятся на поле битвы. Поддавшись настроению и, как вспоминал Фиц-Осберн, снедаемый тщеславием, Мартелл стал громко объяснять, как нормандский выскочка сможет узнать его: на нём самом будет красная накидка, а на его скакуне — яркая попона.
Это лишь подлило масла в уже и без того разгоревшийся огонь. Ни минуты не раздумывая, Вильгельм Фиц-Осберн бросился в атаку. Он заявил, что герцог, в свою очередь, наденет накидку алого цвета, который символизирует его высокое положение, а шлем будет украшать золотой ободок. Боевой конь Вильгельма был подарком самого короля Испании.
— Более того, сеньор, — рассказывал потом Фиц-Осберн, — мы сказали, что, если у него всё же возникнут сомнения по поводу вашей личности, он сможет узнать вас по золотым львам на шлеме и по статным воинам, окружающим вас, всегда готовым отомстить за оскорбления, нанесённые их герцогу. Думаю, это было хорошо сказано. Клянусь, граф изменился в лице и побагровел.
— Да, он ждал совсем иного ответа, — усмехнулся юный Роджер. — Он просто растерялся, начал жевать бороду, а глазки его забегали.
Галет, до сих пор молча сидевший в углу палатки, пробормотал:
— Анжуйский пёс любит полаять. Однако стоит вынуть кнут, и он тут же юркнет к себе в конуру.
Так оно и случилось. Герцог выстроил свою армию в назначенный день, но от анжуйца не было ни слова. Позже узнали, что тот в спешке развернул свои войска и теперь маршировал по направлению к дому, надёжно укрепив арьергард. Граф был первым из многих, кто предпочёл бесславное бегство встрече с армией герцога Нормандского.
Участь Домфрона была решена. Услышав об отступлении врага, Вильгельм зло ухмыльнулся и усилил осаду замка. Теперь, когда от Мартелла больше не исходило угрозы, герцог действовал быстро и решительно. Оставив в Домфроне небольшой отряд, он повёл остальных на Алансон. На его пути лежали замки Менендин и Пойнтел. Вильгельм быстро и жестоко расправился с ними и отправился дальше. Рыцари порой не выдерживали столь молниеносной скачки. Некоторые оставались лежать на дороге, упав с загнанных коней. Но основная часть, стиснув зубы, послушно следовала за герцогом, твёрдо решив не опозориться перед неутомимым вождём, ведшим их в атаку.
Алансон предстал перед воинами с первыми лучами солнца. Грязные и потные, люди смотрели на город, раскинувшийся на другом берегу реки, ещё окутанной утренним туманом. Сам город не был укреплён, но замок, к которому вёл мост через Сарту, прикрывал к нему подход. Над зубчатой стеной замка развевалось знамя графства Анжу.
— Не будь я Вильгельмом Нормандским, если мы не сдёрнем этот флаг, — поклялся герцог.
Он тут же спешился и, опустившись на колени, начал читать молитву. Герцог никогда не забывал, что Господь помогает ему в бою. Воины последовали его примеру. Через несколько минут он снова поднялся, умылся в реке и, нахмурясь, посмотрел на сторожевую башню, охранявшую мост. Пока он думал о чём-то известном только ему самому, жители Алансона с любопытством рассматривали его армию. На противоположном берегу реки собралась толпа, оживлённо что-то обсуждавшая.
Часовые на сторожевой башне оценили силу армии герцога и, видя, что он не привёз с собой осадных орудий, успокоились. Чувство безопасности придало им самонадеянности. Считая себя уже победителями, алансонцы выкрикивали оскорбительные слова в адрес герцога и делали красноречивые знаки руками.
Герцог видел всё это и мрачнел с каждой минутой всё больше. Наконец он отдал короткий приказ, и его люди выстроились в боевом порядке. Немного в стороне герцог отдавал последние распоряжения своим военачальникам. Как всегда, видя перед собой трудноразрешимую задачу, он покусывал ремешок кнута и осматривал расположение города, замечая малейшие детали.
Часовые на сторожевой башне продолжали насмехаться над неприятелем и однажды, разойдясь не на шутку, своей остротой задели гордость герцога. По строю пронеслось разгневанное ворчание, люди схватились за мечи, а их капитаны забегали, отдавая команды.
Гилберт, стоявший позади Рауля, зашипел:
— Мы вам покажем, паршивые псы!
Рауль смотрел, как на зубчатых стенах замка размешивают шкуры и мех зверей. Когда же он увидел, что шкуры выбивают мечами, до него дошёл смысл насмешки
[14]
.
— Какая дерзость! — вскричал он вне себя от гнева.
— Привет дубильщику! Привет благородному дубильщику кож из Фалейса! — кричали часовые на башне. — Как, ты здесь, нормандский выродок? Бойко идёт торговля мехами?
Услышав это, Вильгельм вскинул голову. Взнуздав коня, он промчался мимо Нила де Сент-Совера, который с радостью скрыл бы от герцога происходящее. Теперь Вильгельм был на виду у людей, стоявших у моста. Его рука, сжимавшая рукоять меча, побелела, а на скулах заиграли желваки. Он сидел на коне как влитой, лицо его казалось ледяным, но под ледяной маской горел огонь.
Армия герцога замерла. Когда он наконец заговорил, его голос словно молнией пронизал воздух и заставил всех содрогнуться.
