— Но французы опустошат всё к югу от Эвресина! — воскликнул де Курсель, думая лишь о своих богатейших полях и фермах.
— Конечно, они сделают это, — нетерпеливо продолжил Рауль. — Но если мы согласимся с вашим планом встретить короля на границе, он опустошит всё герцогство и Нормандия прекратит своё существование!
— Допустим, вы правы, — начал кто-то с другого конца стола, — но во времена Ричарда Сен-Пьера...
— Прошу прощения, сеньор, — перебил Рауль, — но сейчас не времена Ричарда Сен-Пьера.
Получив отпор, сеньор, ударившийся в воспоминания, замолчал. Роджер де Бомон заверил:
— Мы выполним все приказы герцога! Мы знаем, что он очень мудрый военачальник. И если де Гурней поддержит его... что ж, этого достаточно.
Рауль осторожно поднял глаза на Гилберта и снова опустил их. Гилберт прошептал Эдгару:
— Если бы старик де Бомон знал, как отреагировал де Гурней на приказ герцога!
— Герцога также поддерживают граф О и лорд Лонгвилль, — уже не так уверенно сказал Рауль.
Эти люди имели вес среди лордов Нормандии. Гилберт снова не удержался и прошептал:
— Конечно, Вальтер Гиффорд всегда говорит то, что хочет услышать герцог. Но, слава Богу, они не знают об этом.
— По крайней мере, граф О действительно верит в этот план, — заметил Эдгар. — Но, по-моему, он одинок в своей уверенности. Боже, как Рауль умеет лгать!
Теперь Рауль рассказывал о решениях совета, и по его словам выходило, что даже Фиц-Осберн, знаменитый своим упрямством и независимостью, полностью поддерживал герцога в кампании против французов. Увидев улыбку, промелькнувшую на губах Роджера де Бомона, Гилберт заключил, что его господин очень хорошо понимал настоящее положение дел. Но все остальные, казалось, приободрились, слушая объяснения Рауля. После небольшого обсуждения план герцога был полностью принят, хотя не все были с ним до конца согласны. Рауль рассказал о том, что одну армию возглавят де Гурней с отрядами из Брэ и Вексина, Гиффорд де Лонгвилль и Вильгельм Креспин с рыцарями из Ко и Бека, а также граф О с воинами своего графства и земель Талло. Герцог возьмёт на себя командование другой армией, которая двинется навстречу королю Генриху. Под его флагом будут не только люди из Оже и Гесмеса, но также отряды из Бессина и Котантена.
После того как Рауль перечислил эти имена, ему не составило труда убедить лордов в близкой победе.
В ознаменование этого Роджер де Бомон дал обед. В зал спустились миледи с дочерьми и жена Гилберта де Харкорта Гизела, сумевшая уговорить мужа взять её с собой. За столом она сидела рядом с Раулем. Из всех присутствующих в зале она была единственным человеком, не желавшим говорить о войне. Пока Гилберт де Харкорт яростно спорил с Эдгаром по поводу того, как нужно вести эту войну, а старый Джеффри де Гурней рассказывал своим соседям, как герцог Ричард Сен-Пьер командовал армией, она расспрашивала Рауля о Роберте, юном наследнике герцога. У самой Гизелы было два сына, и через несколько месяцев она ждала третьего. Поэтому, когда Рауль сказал ей, что милорд Роберт недавно мучился кашлем, она тут же дала ему рецепт, которого герцогиня Матильда, будучи иностранкой, могла и не знать.
— Нужно сорвать веточку омелы, растущую под кустом терновника, — посоветовала она, — и, настояв на ней молоко кобылы, дать Роберту. Выпив его, он перестанет кашлять.
Рауль что-то вежливо ответил. Гизела принялась за еду. Много она не ела, потому что, бросив проницательный взгляд на стол, поняла, что в меню хватает изысканных блюд, и решила попробовать все до одного. Оглядев гостей, она громко спросила леди Аделину, не научит ли она готовить её своё фирменное блюдо и что нужно для рецепта. На стол только что поставили блюдо из кроншнепа, поэтому Гизела замолчала и поспешно принялась за содержимое своей тарелки. Кроншнепа подали под соусом, и некоторое время Гизелу мучил вопрос, был соус приправлен корицей или гвоздикой. Рауль не мог ей в этом помочь, и Гизела сама решила, что в соусе было и то и другое и, возможно, даже немного кардамона. Внезапно Гизела поняла, что Рауль давно молчит, и, слегка повернувшись, увидела, как он разглядывает осадок в своём бокале. Казалось, он полностью поглощён какими-то мыслями. Отрешённый вид Рауля всегда нравился Гизеле. Она бросила на него игривый взгляд, и, словно почувствовав его на себе, Рауль поднял глаза и улыбнулся Гизеле. Гизела была замужем за мужчиной, отличавшимся от Рауля высоким ростом и статью, но улыбка этого юноши не оставляла её сердце в покое. Ей стало стыдно за свои мысли. К тому же Рауль был очень далёк от неё, витая где-то в своём, только ему известном мире. Сердце Гизелы учащённо забилось, но она попыталась успокоить его, думая о том, что она счастлива в браке. Да и Гилберта она понимала гораздо лучше, чем Рауля. Гизела сдержала готовый вырваться вздох и переключила своё внимание на Одеса. Слушая её, тот облизывал свои жирные пальцы и в ответ что-то невнятно мычал.
Хьюберт перегнулся через стол и спросил Рауля, не собирается ли тот переночевать в Харкорте. Рауль кивнул.
— Вместе с другом?
Рауль снова кивнул.
— Мне понравился этот сакс, — заметил Хьюберт. — Хотелось бы быть таким же широким в плечах, как он.
— А мне бы хотелось сохранить на плечах свою голову, — усмехнулся Рауль. Он бросил взгляд в конец стола, где всё ещё спорили Эдгар и Гилберт де Харкорт, выстраивая на столе из кусочков хлеба и кубков с вином целые армии, наглядно показывающие правоту их представлений о войне. — Они совершенно уверены в том, что могут вести войну лучше, чем герцог.
— И мне кажется, они правы, — ответил Хьюберт. — Объясни мне, Рауль, если ты так умён: что означает приказ герцога? Чего он хочет? Что задумал?
— Выдворить французов из Нормандии, — ответил Рауль.
— Странный способ он изобрёл.
— Вильгельм не так глуп, как всем вам сейчас кажется.
Услышав эти слова, Эдгар поставил на стол кубок и громко проговорил:
— Он неглуп. Но если человек беспокоится о судьбе своей страны, то он никогда не позволит врагам опустошить её.
— Ты пьян, Эдгар, — постарался утихомирить его Рауль. — Если бы мы поступили так, как предлагаешь ты, то в результате единственной роковой ошибки мы бы попали в руки к королю и Генрих опустошил бы не маленький кусочек герцогства, а всю Нормандию.
— Мне так не кажется, — сказал Эдгар с упрямством пьяного человека, — возможно, план Вильгельма действительно хитрый, но какое отношение имеет хитрость к войне?
Слова Эдгара были встречены отдельными криками одобрения. Роджер де Бомон тихо спросил Рауля:
— Ты помнишь, как в Мулене я сказал тебе: «Я боюсь нашего герцога»?
— Да, я хорошо это помню. Король Генрих тоже боялся его — мы это видели. И он будет бояться до самой своей смерти. И для этого у него будут все основания.
— Однако я вижу, что король гораздо сильнее Вильгельма, — сухо возразил Роджер.
