Несколько солдат бросились вслед, тщетно надеясь поймать его. Их фигуры исчезли, и вдруг один из них в ужасе закричал.
Невер бросился вперёд.
— Что там?— вскричал он в страхе перед неизвестностью.
Человек, который кричал, вернулся. Он был в ужасе.
— Из-под моих ног выскочил заяц и пересёк тропинку. Плохое предзнаменование! Плохое предзнаменование!
Солдат перекрестился в страхе, а люди стеснились в кучу.
* * *
Солнце уже было высоко, когда Рауль вышел из палатки. Он увидел, что лагерь к чему-то готовится. Зевнув, он пошёл к герцогу, чтобы узнать какие-нибудь новости. Вильгельм сидел за столом в окружении военачальников, и по заляпанной одежде одного из них, Хью де Монфора, было ясно, что он только что приехал, видимо с известиями.
— И что теперь?— спросил Рауль у Грантмеснила, стоявшего у входа.
— Король уже отступает, — сказал Грантмеснил Раулю. — Ральф де Тени объявил ему о поражении Эда. И Монфор говорит, что французы оставили лагерь и идут на юг.
— Какая отчаянная смелость, — рассмеялся Рауль.
Он подошёл поближе к столу как раз вовремя, чтобы услышать слова Тессона Тюреннского:
— Позвольте нам атаковать его тылы, милорд. Очень скоро мы расправимся с ним.
— Оставьте его в покое. У него и так много проблем, — ответил герцог.
Увидев разочарование в глазах друзей, он сказал:
— Я не хочу настраивать против себя весь христианский мир, нападая на собственного сюзерена. Мы проводим его до границы, Тессон. Отрежем его от подкреплений. Но без моего приказа никто не посмеет вступить в бой с Генрихом. — Увидев Рауля, Вильгельм взял со стола пакет. — Как ты себя чувствуешь? Сможешь ещё раз исполнить моё поручение?
— Конечно, милорд.
Глаза герцога смеялись. Он многозначительно посмотрел на Рауля и сказал:
— Тогда отвези это в Руан и передай герцогине Матильде, что наследство Роберта не стало меньше ни на один клочок земли, ни на одну приграничную крепость!
Глава 3
В страшном смятении и унынии войска короля Генриха отступали на юг. Когда измученный долгой дорогой всадник подтвердил известие, принесённое нормандским глашатаем, Генрих упал без сознания и на губах его выступила пена. Однако усилиями своего врача он скоро пришёл в себя и страшным голосом прошептал проклятия в адрес проигравшего сражение Эда и Вильгельма, который одержал над ним победу. Король ещё долго лежал, ни говоря ни слова, а придворные перешёптывались. Губы Генриха растянулись в страдальческой улыбке. Вдруг он поднялся с кушетки, на которую его уложили слуги. И хотя он весь дрожал в лихорадке, но нашёл в себе силы, чтобы продолжить командование армией. Ещё оставались люди, жаждавшие встречи с войсками герцога. Но король не хотел их даже слушать. Он думал начать отступление и приказал собираться в путь. Генрих позорно бежал из Нормандии. Он был похож на загнанного зверя, который всё время прислушивается, не видно ли псов Вильгельма. Французский король не останавливаясь промчался мимо Конша, Итона и пересёк границу собственных земель в районе Вернье и Тильерса.
Преследуя короля, герцог Нормандии нахмурился, увидев эти два замка, и, закусив губу, вдруг проговорил:
— Я построю здесь свои укрепления, чтобы держать под контролем замок Тильерс до тех пор, пока эти земли снова не будут мои.
Так было задумано появление замка Бретиль, и уже на следующий год камень за камнем были воздвигнуты его стены на берегу Итона.
— Он будет под твоей ответственностью, — весело проговорил Вильгельм Фиц-Осберну. — Сохрани его — и ты станешь графом Бретильским.
— Видит Бог, я сделаю это! — поклялся Фиц-Осберн.
Между королём Генрихом и его вассалом был подписан мир. Король был вынужден признать за Вильгельмом все его притязания и дал обещание никогда не поддерживать врагов Нормандии. В назначенном месте два правителя обменялись «поцелуем мира»: ссохшийся старик с опущенными плечами и мешками под глазами и полный энергии статный воин. Они поцеловались — один с ненавистью в сердце, другой с безразличием. Король уехал домой, вынашивая план мести. Рауль де Харкорт, проглядев четыре пункта договора, спросил:
— Вы думаете, он сдержит своё обещание, милорд?
Вильгельм пожал плечами и сказал:
— Может быть. Если он нарушит свои условия, то все признают его предателем, и тогда я не буду сидеть сложа руки.
Война ещё не закончилась. Хотя в этой кампании Анжуйский Молот открыто не перешёл на сторону Генриха, но и оружие не сложил. Он присоединился к Джеффри из Майена, чтобы взять штурмом замок Амбре, который был построен Вильгельмом после падения Домфрона. Вильгельм послал графу Анжуйскому письмо с вызовом, «бросив перчатку» так надменно, что Мартелл побагровел от ярости. В письме герцог объявил, что появится перед замком Амбре на сороковой день. Мартелл поклялся, что не будет лордом, если уступит замок. Но вскоре уже раскаялся в этих словах, сказанных сгоряча. И когда отряд нормандцев появился перед Амбре, здесь не было ни души, так что некому было оспаривать право на владение замком.
Гарнизон соседнего Анжевена, чувствовавший себя преданным своим господином, сдался при первом же штурме. Вильгельм отстроил разрушенную стену и, прождав несколько недель Мартелла, опасаясь, что тот может ещё появиться, вернулся в Нормандию. Там он распустил свою армию, на всякий случай приказав своим людям быть готовыми вновь встать под его знамёна в трёхдневный срок, если в этом появится необходимость.
Необходимость появилась, и очень скоро. Когда разведка донесла Мартеллу о том, что нормандцы сложили оружие, он собрался с духом и заключил союз с приёмным сыном герцога Аквитанского Питером и Одо, дядей юного графа Бретани. Аквитания уже оправилась от войны. Её герцог видел, как по частям была разбита армия короля. Сам Питер вошёл в Нормандию, самонадеянно желая одержать победу над её правителем, но вынужден был в тревоге отступить. Несмотря на это, он новыми глазами увидел герцога. В нём зародилось глубокое чувство уважения к этому человеку. Очень смутно, но Питер начал понимать, что правитель Нормандии, которого все презрительно называют выродком, — единственный человек, искусно владеющий военной стратегией. И всё же, узнав о том, что Вильгельм распустил свою армию, Питер не смог удержаться от искушения и, собрав своих людей под довольно потрёпанным знаменем, повёл их на встречу с человеком, который очень давно завоевал себе имя Молота.
Но удары Молота, графа Анжуйского, направлялись только против таких врагов, которые не могли ему противостоять. Он атаковал войска, стоявшие на его пути с опущенными мечами. При первом же проявлении силы Вильгельма граф Анжуйский сразу же отступил перед этим непобедимым человеком. Но в нём заговорило тщеславие, и он вновь решил попробовать свои силы в единоборстве с нормандцами.
