Он нахмурился, пытаясь отыскать нужные слова для того, чтобы объяснить ту неясную мысль, которая возникла у него в голове:
— Ты слишком сильно любишь Вильгельма, не так ли? Понимаешь, я его человек, но я никогда не был ему другом. Иногда я завидовал тебе, но в конце концов понял, что твоё положение не из лёгких. Лучше уж не быть другом такого человека, как Вильгельм, Рауль.
— Измена, друг мой, — тихо сказал Рауль.
— Нет, всего лишь правда. Какая польза от этой дружбы? Какое в ней утешение? Никакого, я думаю. Вильгельм думает о королевствах и завоеваниях, но не о тебе, Рауль, точнее, ни о ком.
— Да, — Рауль бросил на него мимолётный взгляд и снова отвёл глаза. — Я всегда знал это. Вильгельм живёт сам по себе. Я никогда не искал выгоды в дружбе с ним. Но много лет назад, когда мы оба были ещё мальчишками, я стал служить ему потому, что верил, что он даст Нормандии мир и сделает её сильной. Тогда я поверил в него, но дружбы ещё не было. Она пришла позже.
— Он дал Нормандии мир так же, как и могущество.
— Да, и то и другое. Ни один человек не сделал столько для этого герцогства. Можно доверить ему и душу и тело и при этом не бояться быть преданным.
— И сейчас, Рауль?
— Всегда, — спокойно ответил Рауль.
Гилберт покачал головой:
— Мне кажется, амбиции меняют его.
— Ты ошибаешься. Я знаю его так же, как и любой другой, Гилберт. Да, он хочет получить корону, но за этим скрывается что-то ещё. Теперь ты видишь, какой я глупец, ведь, понимая это, не перестаю горевать по поводу того, что он использует оружие, недостойное рыцарской доблести.
Гилберт с интересом посмотрел на него:
— Что же заставило тебя отдать ему своё сердце, Рауль? Я часто задаюсь этим вопросом.
Затаённая улыбка прокралась в серые глаза Рауля:
— Маленький уголок — это ещё не всё моё сердце. Нет, Гилберт, Вильгельм не занимается такими нежными материями. В молодости я боготворил его. Лишь юнцы живут такой чепухой. Это чувство не могло жить вечно. Его сменило более прочное — глубокое уважение. Да и, конечно, дружба, возможно немного странная, но всё же достаточно крепкая.
Он встал и направился к двери.
— Сердца отдают в обмен одно на другое. По крайней мере, моё я отдам лишь при таком условии.
— Но, Рауль, что за странные речи в твоих устах?! Я не знал... Если он и любит кого-нибудь, то, я уверен, это тебя.
— А! — Рауль задумчиво посмотрел на дверной замок. — Я бы не сказал. Он любит меня так же, как и любого другого.
Он поднял глаза, в них застыла улыбка.
— Вот почему, Гилберт... — он неожиданно оборвал фразу, улыбка стала шире. — Вот так, — сказал он и вышел.
Всё это лето Нормандия походила на пчелиный улей, все говорили только о предстоящем походе. Флот, насчитывающий около семи сотен судов, больших и малых, был построен, и корабли стояли на якорях в устье Дайвса. Армия выросла до гигантских размеров, хотя к ней присоединились тысячи иностранцев, по крайней мере две трети её составляли норманны, и, конечно, пока нельзя было сказать, как наёмники будут вести себя в Англии, но в Нормандии их держали в строжайшей дисциплине, не дающей никакой возможности устраивать беспорядки и грабить окрестные деревни.
В начале августа герцог получил наконец из Норвегии известия, которых он так ждал. Тостиг и Харальд Хардрад решили отправиться к северным берегам Англии в середине сентября. Они собирались вырвать Нортумбрию из рук Моркера и затем пойти на юг к Лондону вместе с английскими воинами, которых они сумеют убедить присоединиться к ним.
— Ты сослужишь мне лучшую службу, чем сам предполагаешь, друг Тостиг, — сказал герцог. — Гарольд не будет Гарольдом, если он не двинется на север, чтобы уничтожить твою армию.
Через четыре дня, двенадцатого августа, герцог покинул Руан и отправился к Дайвсу. Там уже собралось двенадцать тысяч конных и двадцать тысяч пеших воинов
[24]
, а в устье реки сотни кораблей мягко покачивались на волнах. Среди них выделялась «Мора», которую Матильда подарила своему господину. На мачтах красовались паруса малинового цвета, позолоченный нос был вырезан в форме мальчика, стреляющего из лука. Судно было проконопачено конским волосом, на носу выстроили каюту герцога, в ней висели вышитые занавески, а освещалась она серебряными лампами.
Рядом с «Морой» стояли корабли Мортена, их было сто двадцать, что на двадцать штук превышало число кораблей, представленных братом Вильгельма, Одо. Граф Эвре построил и оснастил восемьдесят судов, а граф О — шестьдесят.
Герцогиня и лорд Роберт сопровождали герцога к Дайвсу. Роберт чувствовал себя весьма важной персоной, потому что его вместе с Матильдой герцог назначил регентом на время своего отсутствия, но всё-таки Роберту больше хотелось отправиться в поход вместе с армией, а уж когда он посетил лагеря и глаза его ослепили солнечные блики на металлических доспехах, когда он взошёл на борт «Моры», ему стало так завидно, что он не выдержал и стал умолять разрешить ему присоединиться к войску.
Герцог отрицательно покачал головой. Обычно этого было достаточно, но Роберт отчаянно стремился на войну.
— Я ведь уже не ребёнок. Мне четырнадцать, милорд. Я имею право, — сказал он, угрюмо глядя на герцога.
Вильгельм внимательно оглядел его, он был рад обнаружить в сыне подобное рвение. Неожиданно герцогиня за спиной Роберта вцепилась рукой в подол своего платья.
— Успокойся, жена, — смеясь, сказал герцог. — Ты ещё слишком молод для подобной схватки, сын мой, и, кроме того, ты ведь мой наследник. Если я не вернусь, ты станешь герцогом Нормандии.
— О Вильгельм! — герцогиня быстро поднялась, её щёки побледнели.
Герцог жестом приказал Роберту оставить их наедине.
— Что, Мэт, боишься?
— Почему ты сказал это? — она подошла вплотную к нему и положила руки ему на плечи. — Ты победишь. Ты всегда побеждал. Вильгельм, господин мой!
— Интересно, смогу ли я доказать это и на этот раз? — произнёс он, как бы отвлечённо размышляя над этим вопросом. Он обнял Матильду за талию, но взгляд его был направлен куда-то мимо неё.
Она задрожала, никогда раньше он не сомневался в своей победе.
— Неужели ты не уверен в себе, мой господин? Ты? — она с силой встряхнула его за плечи.
Он посмотрел на неё:
— Я знаю, моя возлюбленная, что это будет самая тяжёлая моя битва. В этом походе я могу потерять все: жизнь, состояние и своё герцогство. — Его брови сошлись на переносице. — Нет, я не сомневаюсь. Это было предсказано.
