На пороге стоял не кто иной, как давний знакомец Арон Мендель, с которым у Шамеса сложились особые отношения. Оба были шинкарями, только Шамес держал свою кнайпу на въезде в город, а пивная Менделя пряталась в закоулках «Шанхая», районе, прозванном так из-за жившей там бедноты.
Народец, обосновавшийся в «Шанхае», ясное дело, был со всячинкой, и, как догадывался хозяин кнайпы, Мендель имел кое-какие делишки с этими криминальниками, но Шамес не осуждал приятеля, а наоборот, частенько оказывал ему услуги, тем более, что тот очень даже неплохо оплачивал такую негласную помощь.
Вот и сейчас Мендель, едва поздоровавшись, выложил на шинквас один за другим двенадцать золотых ещё царских червонцев. Такой вид оплаты несказанно удивил Шамеса, и он, догадываясь, что что-то случилось, наполнил рюмку и подвинул её приятелю:
— Выпей…
— Только это и остаётся, полный расчёт, а дальше кто знает… — Мендель навалился грудью на шинквас и медленно по глоточку, начал пить.
Такое поведение Менделя окончательно сразило Шамеса, и он громко закричал:
— Рива-а-а! — а когда обеспокоенная племянница заглянула в зал, распорядился: — Закрывай кнайпу…
Девушка недоумённо глянула на бутылку и вышла, а Шамес достал ещё рюмку, подхватил водку, перенёс всё это с шинкваса на ближайший столик и потащил туда же Менделя.
— Идём, имею к тебе один вопрос…
— Какой?.. — Мендель послушно сел за стол и взял налитую хозяином рюмку.
— Почему это? — Шамес показал на шинквас, где так и остались лежать червонцы. — Ты считаешь…
— Да, да, да, — Мендель сам налил себе водки и, глядя Шамесу прямо в глаза, сказал: — Моисей, это те деньги, которые только и будут цениться в самое ближайшее время.
— Значит… — начал Шамес, но Мендель оборвал его:
— Да, оно самое! Поскольку такое один раз мы уже пережили, я не стал дожидаться, пока новая власть придёт ко мне, и сам закрыл дело. Так что нам теперь думать надо…
— Ты что, как кое-кто из наших, собрался на ту сторону? — Шамес наклонился к приятелю.
Он уже слышал, что немцы недавно разрешили проезд через демаркационную линию, и многие, в том числе и некоторые евреи, стали перебираться назад в Польшу. Но то, что даже хитрюга Мендель тоже собрался ехать, удивило Шамеса, и тот, поняв, что дружок ждёт пояснений, сказал:
— Знаешь, Моисей, там у еврея должно быть очень много денег, а здесь, наоборот, лучше всех голодранцу, вроде твоего Зямы, но мы-то с тобой не то и не другое, и вдобавок, как говорится, имеем дело, значит, будут отыгрываться на нас…
Они встретились взглядами и без слов поняли друг друга. Посидев с минуту молча, не сговариваясь, снова взялись за рюмки и выпили сначала раз и ещё раз. Потом выпитая натощак водка ударила Менделю в голову, и неожиданно он, уставившись в одну точку, затянул «Хава нагилу», а тоже изрядно наклюкавшийся Шамес сразу начал ему подпевать…
* * *
Селяне как всегда были заняты своими делами, когда дремотную тишину Подгайчиков нарушило фырчанье мотора и, переваливаясь с боку на бок, по разъезженной бестарками колее к бывшему дому солтыса, где теперь разместился сельсовет, подъехала полуторка, в кузове которой сидело с десяток бойцов.
Скрипнув тормозами, грузовик остановился перед крыльцом, дверца кабины раскрылась, и на землю с подножки машины спрыгнул молодцеватый командир в фуражке с синим верхом. Размяв после долгого сидения ноги, он окинул взглядом пустоватое подворье и требовательно гаркнул:
— Эй!.. Есть тут кто-нибудь?
Боковое окно дома тут же раскрылось, и наружу высунулась взлохмаченная голова.
— Я есть…
— Мне нужен Герасим Брыль, — заявил командир.
— Это я… Я Брыль…
Гераська, выглядывавший из окна, засуетился, прикрыл створку и, уже через минуту выскочив во двор, встал перед командиром, переминаясь с ноги на ногу.
— Я чекав на вас… Мени повидомлено…
[66]
— Очень хорошо, — командир оценивающе глянул на Гераську. — Показывайте, куда ехать…
Командир сел назад в кабину, а Гераська встал на подножку грузовика и, лихо держась одной рукой за стойку, другой стал показывать направление.
— Сюда треба ехать…
Машина выпустила целую струю дыма, тронулась с места и, покачиваясь из стороны в сторону, покатила туда, куда указывал Брыль. Возле Остаповой хаты полуторка остановилась. Брыль поспешно соскочил с подножки и, не обращая внимания на соседей, которые любопытствующе выглядывали из-за оград, закричал:
— Гей-но, Остапе!.. Ты де?.. Ходь сюды!.. Дело есть!..
Оказавшийся дома Остап вышел во двор, удивлённо посмотрел на солдат, горохом сыпавшихся из кузова, и весьма неприязненно спросил насупленного Брыля:
— Ну, чего звал?
Лицо Брыля как-то странно исказилось, и он молча смотрел на односельчанина, до тех пор пока командир, выйдя из машины, не тряхнул его за плечо.
— Этот?
— Так, — судорожно сглотнул слюну Брыль и поспешно закивал головой. — Так, це вин.
Командир сделал шаг вперёд и совершенно буднично сказал, обращаясь к Остапу:
— Поедете с нами. Вы арестованы.
— Я?.. — удивился Остап. — За что?
— Там объяснят. — Командир показал на кузов полуторки. — Садись!
— Ни, не поеду, — замотал головой Остап. — Покажить постанову
[67]
. На право ареста…
— Что?.. — Командиру показалось, что его не поняли, и он повернулся к Брылю. — Чего это он?
— Бумагу требует… Документ, — торопливо принялся пояснять Гараська Брыль.
— Ах, бумагу?.. Есть бумага, — командир повернулся и махнул солдатам: — Взять его!
Бойцы, только и ждавшие приказа, скопом кинулись на Остапа. Тот рванулся, сбил с ног одного бойца, другого, и тут его соседка, тётка Секлета, перепуганно следившая за всем из-за ограды, не выдержала и истошно завопила:
— Ой, людоньки!.. Та що ж то таке!.. Допоможить, людоньки!!
Эти крики словно подстегнули Дмитра Иванчука, только что тоже прибежавшего сюда. Он влетел во двор и, не разобрав толком, что происходит, кинувшись на помощь, обеими руками вцепился в солдата, державшего Остапа.
— Та що ж вы робите?.. Отпустить!
Неожиданное вмешательство Дмитра помогло Остапу вырваться. Какой-то момент он дико оглядывался по сторонам и вдруг кинулся к ульям, стоявшим под деревьями сада.
— Стой, стрелять буду! — рявкнул командир, но Остап, не обращая внимания на грозный окрик, сорвал крышку с крайнего улья и выхватил спрятанный там ВИС.
