— Пане Зенек, я вижу, вы меня помните. Меня зовут Остап, а до вас я по делу моего брата Дмитра. Я извиняюсь, — Остап вежливо поклонился, — но мы все просим вас, если, конечно, пан согласен, забрать заяву. Вы не бойтесь, мы всё видшкодуемо
[85]
, що б там ни було, мы коней продадим, хату, все…
— О чём это вы говорите? — искренне удивился Зенек. — Какое ещё такое заявление?
— Та про той, той… Чи чемайдан, чи саквояж, какой Дмитро вроде забрал. Мы всё прикинули, и вышло, кроме вас, некому скаржитысь
[86]
. Вы только скажите, что там було в том чемайдане, и мы все видшкодуемо, поверьте…
— Это что я пожаловался?.. — искренне удивился Зенек. — Куда я мог жаловался?
— Ну в полицию, чи той, у милицию…
— А она тут при чём? — рассердился Зенек.
— Так Дмитра ж, брата, прямо в селе заарестовали… Меня тоже хотели взять, но я втик. От мы и решили, что всё через тот ваш чемайдан…
— Так вот в чём дело, — наконец-то Зенек всё понял. — Нет, уважаемый, можете мне поверить, никуда я не жаловался.
— Тогда выбачайте
[87]
, пане, выбачайте, — несколько суетливо стал извиняться Остап и неожиданно предложил: — Хотите, я вам ваш пистолет верну?
— Погодите-ка, — догадался Зенек. — То не вас, случайно, у базара поймать пытались?
— Так, пане, то я тикал, — нахмурился Остап.
— Понимаю… — Зенек задумался. — Ну вот что, уважаемый. То дела ваши. А я вас не знаю, и вы меня. А что касается пистолета, то его вообще никогда не было. Вот так, и на этом прощайте.
Зенек коротко кивнул и, обойдя стоявшего на пути парня, решительно зашагал к выходу. А Остап так и стоял на месте, пока кто-то не тронул его за плечо. Остап инстинктивно дёрнулся, но обернувшись, облегчённо вздохнул:
— То вы, друже Змий?.. Звидки?
[88]
— Случайно… — ушёл от ответа Змий и, зачем-то осмотревшись по сторонам, быстро спросил: — Ну?.. Как?
— Ничего, — пожал плечами Остап. — Никуда не обращался. А про той саквояж, чи про то що там було, ни мур-мур…
— То, что он никуда и не думал жаловаться, понятно, — холодно усмехнулся Змий и поинтересовался: — А как на своего ВИСа зреагував?
[89]
— Не чув, не був, не було…
— Ладно, зайдём с другой стороны, — заключил Змий, и в его глазах промелькнул хищный блеск…
* * *
Сгорая от нетерпения, Зяма топтался на месте и преданно посматривал на следователя НКВД, который, сидя за столом, неспешно перебирал какие-то бумажки. Наконец он оторвался от своего занятия и его вгляд упёрся в Зяму.
— Товарищ Кац, надеюсь, вы понимаете, как это важно?
— Да, — Зяма инстинктивно сглотнул слюну.
— Тогда приступим, — вздохнул следователь и, хлопнув по столу ладонью, гаркнул: — Давай!
Дверь тотчас раскрылась, и конвоир довольно бесцеремонно втолкнул в комнату заметно осунувшегося Дмитра. Следователь какое-то время смотрел на арестованного, а потом сухим, нудноватым голосом произнёс:
— Начинаем очную ставку. — Следователь поглядел на Зяму: — Товарищ Кац, вам знаком этот человек?
— Так, — с готовностью ответил Зяма. — Я его видел.
— Где? Когда? Расскажите подробно, — потребовал уточнить следователь.
— Он вместе с Остапом, ну тем… На подводе ехал… А когда? — Зяма подумал. — Та за пару дней до того, как наши пришли.
— Понятно… — следователь что-то старательно записал в протокол и обратился к Дмитру: — А вы, подследственный, знаете этого человека?
— Нет, не знаю, я его, пане-товаришу, ей-бо, не знаю… — отрицательно замотал головой Дмитро.
— Ну как же так? Сразу и не знаю? — укоризненно заметил следователь. — Человек вам сказал, как где и когда вас видел, а вы говорите, что не знаете.
— Я вам, пане-товаришу, правду кажу, — пожал плечами Дмитро. — Так, приезжали мы с братом в город. Так, крутился он возле кнайпы, той что на въезде, да, это я помню, а кто он, сказать не могу, не знаю.
— Хорошо, пусть так, — согласился следователь. — Но вот свидетель утверждает, что ваш брат приезжал, чтобы вступить в польское войско. Это так?
— Так, — кивнул головой Дмитро. — Только откуда он про то знает, мени невидомо.
— Смотри, какой упрямый… Всё подтверждается, а почему, сказать не может… — Следователь всё записал и повернулся к Зяме: — Скажите, свидетель, три дня назад вышеупомянутый Остап обращался к вам за помощью по факту ареста своего брата?
— Ну, ясное дело! — чуть не подпрыгнул Зяма. — Подходит ко мне и говорит: «Помоги», — а я…
— Достаточно, — остановил Зяму следователь. — Вы подтверждаете, что именно это стало главной причиной перестрелки с отрядом правоохранительных органов?
— Так об этом же весь город знает! — Зяма сорвался с места и подскочил к столу. — Да вы моих товарищей спросите!..
— Не горячитесь, свидетель, не надо… — следователь подсунул Зяме протокол. — Вот тут подпишите, и свободны.
Зяма ещё с полминуты зачем-то топтался у стола и только потом вышел, сохраняя на лице выражение исполненного долга. Следователь долгим вглядом отчего-то посмотрел ему вслед, вздохнул и, обращаясь к Дмитру, сказал:
— А с вами, подследственный, мы разговор продолжим, потому как для нас справедливость первое дело. — Дмитро сразу дёрнулся, но следователь предостерегающе поднял руку. — Не надо, подследственный, не надо. Я уже много слышал, теперь послушайте вы.
Следователь сделал длинную паузу, потом взял со стола лист бумаги и, чётко произнося каждое слово, начал читать:
— Гражданка Секлета Ващук, соседка подследственного, говорит, что видела, как к Иванчукам приходил какой-то человек. Потом произошла драка, и она слышала, как требовали вернуть какой-то саквояж. — Следователь аккуратно сложил листок в папку и посмотрел на Дмитра. — Ну а на это ты что скажешь?
— Так, пане-товаришу, тут така справа
[90]
вышла, — Дмитро как-то сразу успокоился и принялся обстоятельно рассказывать: — Я до дому вертався, ну как ещё война была. А у дороги самолёт сбитый горит. Я туда. А там лётчик пораненный. Просит: «Письмо передай». И помер…
— Да саквояж-то тут при чём? — нетерпеливо перебил Дмитра следователь.
— Так после той поляк заявился и вымагаты
[91]
почал: «Отдай ему якогось жовтого чемайдана». Пистолем грозил…
