— Говори, кто ты?
— Я?.. — растерялся Зяма. — Еврей…
— Это и так видно, — рассмеялся один из автоматчиков и спросил: — В лесу, что ли, прячешься?
— Ага, в лесу, — торопливо подтвердил Зяма.
— Тогда топай вперёд, — и автоматчик показал ему, куда идти.
Они прошагали километра четыре, прежде чем вышли на обширную поляну, где Зяма увидел, как примерно три десятка людей строят добротные шалаши. В один из таких, уже готовых, автоматчики и приказали Зяме зайти.
Внутри было сумрачно, и Зяма не сразу разглядел, что за самодельным столом сидели двое. Увидев вошедших, они прервали разговор, и один из них, видимо, старший, потому что на голове у него была не пилотка, а фуражка с красной звездой, строго спросил:
— Ну, с чем пришли?
— Да вот встретили, по лесу шастал… — и автоматчик подтолкнул Зяму ближе к столу.
— Кто такой? — командир посмотрел на пленника.
Зяма молча сглотнул слюну. Он терялся в догадках. Сначала парень было решил, что каким-то чудесным образом добрался к линии фронта, но сейчас, поняв, что это далеко не так, думал, как поступить. Однако отвечать было надо, и Зяма, словно кидаясь в омут, дерзко спросил:
— А вы кто?
Услыхав такое, командир покачал головой.
— А почему спрашиваешь?.. Не видно, что ли?
— А потому, — продолжал дерзить Зяма, — что я утром от таких убегал. Только у них на шапках тризуб был.
— Тризуб, говоришь? — командир нахмурился
Видно было, что это для него новость, но спросил он о другом:
— Ты-то как в лесу оказался?
— Из гетто сбежал, — Зяма наконец решился сказать правду. — Пошёл таких, как вы, искать…
— Таких, значит, — командир усмехнулся. — И кто ж мы, по-твоему?
— Вы отряд, — Зяма подумал и добавил: — Специальный…
— Ишь ты… — сидевшие за столом многозначительно переглянулись, и комадир поинтересовался: — А сам из каких будешь?
— Фамилия моя Кац. Я до войны милиционером был. А в гетто узнали, что я ещё и комсомолец, вот и пришлось убегать.
— Значит, от самого города сюда пешедралом? — недоверчиво переспросил командир. — И не страшно?
— Так у меня и оружие есть. Моё табельное. Сохранил… — и Зяма, к удивлению всех, достав из-за пояса наган, выложил его на стол.
— Да ты, я вижу, серьёзный товарищ… Садись, рассказывай, — и командир, на всякий случай отодвинув револьвер в сторону, показал Зяме на стоявший у стола чурбачок…
* * *
Мышастого цвета БМВ выехал из монастырских ворот, сыто урча мотором неспешно прокатил по «Гитлерштрассе» и у здания украинской полиции свернул на параллельную улицу. Вальяжно откинувшись на кожаную спинку сиденья, в машине сидел гауптман Клюге и лениво посматривал в окно.
Конечно, пройти пешком из конца в конец по такому маленькому городку не составляло труда и, может быть, даже доставило бы удовольствие, но герр Клюге был убеждён, что ему, как представителю высшей расы, следует ездить в автомобиле, свысока глядя на аборигенов.
К тому же нудное сидение в кабинете порядком надоедало, и гауптман не упускал возможности развеяться. Вот и сегодня, получив вызов от оберста Шмидта, он немедленно приказал подать машину и выехал по указанному адресу.
Правда, его несколько удивил характер встречи. Обычно Клюге встречался со Шмидтом в управлении, а сегодня оберст почему-то ждал гауптмана в каком-то частном доме, и это слегка насторожило Клюге, но по зрелом размышлении он решил, что ему опасаться нечего.
Гауптман не ошибся. Оберст сам встретил его в передней роскошно обставленной квартиры, провёл в гостиную и усадил как дорогого гостя за стол. Всё это подсказало Клюге, что характер предстоящего разговора доверительно-конфиденциальный, и он приготовился слушать.
Однако Шмидт не спешил. Он выставил на стол бутылку французского коньяка, блюдце с тонко нарезанным и посыпанным сахарным песком лимоном, потом, достав две хрустальные рюмки, самолично наполнил их. Затем, словно отвечая на невысказанный вопрос гауптмана, сказал:
— Пейте, дружище, у нас с вами разговор долгий.
Такое начало было настолько необычным, что Клюге, только пригубив коньяк, поставил рюмку на стол и заверил:
— Я весь внимане, герр оберст.
— Замечательно. — Шмидт тоже поставил свою рюмку и начал: — Надеюсь, дружище, вам по долгу службы хорошо известно, что собой представляют украинские националисты?
— Думаю, да, — несколько помедлив, ответил Клюге.
Признаться, после предложенной рюмки коньяка гауптман никак не ожидал, что разговор сразу свернёт в деловое русло… Это не осталось незамеченным, и Шмидт улыбнулся.
— Ну, так я слушаю, проинформируйте меня.
Тон, заданный полковником, заставил Клюге предположить, что у Шмидта свои планы, и гауптман, внутренне собравшись, начал:
— Во-первых, герр оберст, следует учесть, что в настоящий момент движение националистов разделено на три части. Первые, это мельниковцы во главе с полковником Мельником, вторые — бандеровцы, руководимые Степаном Бандерой, и третьи — бульбовцы со своим командиром Бульбой-Боровцом. Отношения между ними сложные, хотя наблюдаются попытки объединения.
— Да-да-да, — Шмидт снова поднял свою рюмку. — Только мельниковцы меня не интересуют. Они всецело нас поддерживают, а вот другие…
Клюге понял, что именно обеспокоило Шмидта, и уточнил:
— После событий во Львове, герр обест, бандеровцы ушли в подполье. До этого они активно насаждали своих людей в местной администрации, полиции и в отрядах самообороны. Сейчас особой активности не проявляют, но, по моим данным, работу своих конспиративных групп не прекратили.
— Так, с этими ясно. — Шмидт пригубил коньяк и поинтересовался: — Ну а что бульбовцы, как они?
— После ликвидации «Полесской Сечи» Бульба увёл своих людей в леса. Сейчас с ним отряд в сто человек, но по имеющимся сведениям, он имеет около семисот активных штыков. До этого Бульба активно создавал воинские формирования, имея целью создание украинской армии, но в связи с последними событиями на фронте, это нецелесообразно.
— Что именно вы имеете в виду? — попросил уточнить Шмидт.
— Герр оберст, — Клюге позволил себе улыбнуться. — Думаю, окончательный разгром большевистских орд — вопрос ближайшего времени, и тогда перед нами встанет проблема устройства завоёванных территорий. Убеждён, что унтерменши не должны иметь не то что военных отрядов, но оружия вообще.
— Это, конечно, так, — поспешил согласиться Шмидт. — Тем более, наш фюрер считает, что окончательным решением вопроса, возможно, будет отправка евреев и заодно украинцев куда-нибудь на Мадагаскар. Вот только у нас с вами, дружище, совсем другие задачи.