— Ну, значит, не доехала она до той Одессы, — пожал плечами Дмитро. — Всякое могло быть…
С полминуты Остап стоял, как оглушённый, и вдруг, схватив брата за плечи, остервенело затряс.
— Почему… Почему ты ей не помог?..
— Та як? — Дмитро попытался вырваться. — Там же скризь
[263]
охорона була…
— Охорона, кажешь?.. Ах ты ж сволото! — и, не удержавшись, Остап в сердцах влепил брату затрещину.
— Да ты що, сдурел?.. — Дмитро вырвался и, не стерпев несправедливой обиды, крикнул в лицо Остапу: — А ты сам почему её на спас?
— Я?.. — Остап на секунду опешил и, словно пытаясь оправдаться, забормотал: — Да откуда мне было знать, что она не уехала? Зяма, гадёныш, не сказал тогда, что Рива там, в гетто…
Дмитро понял, что Остап вспомнил давний разговор возле сложенного евреями штабеля горелого кирпича и, догадавшись, что у брата какие-то свои счёты с Зямой, попробовал его успокоить:
— Ну чего ты, чего?.. Ничего не зробыш, так сталося…
[264]
— Получилось, говоришь? Нет, если б не тот Зяма… — Остап зло выругался и безнадёжно махнул рукой. — Ну и чёрт с ним, жидёнышем, расстреляли, наверное, вместе со всеми…
Дмитро хотел было сказать, что Зяма жив и, может быть, даже спасся, так как он сам помог ему спрятаться в «Школе робитнычей», но, побоявшись снова схлопотать оплеуху, смолчал…
* * *
Трёхтонный «оппель-блиц» с жёлтым горшком, намалёванным на борту кабины, увозил группу Соколова из города. Час назад лейтенант встал ногой на скат и, залезая в кузов, одним прыжком перемахнул через борт, после чего грузовик, так и не глушивший мотор, немедленно тронулся.
Через сожжённое предместье Жидувка «оппель» вырвался в район хуторов и, основательно попетляв просёлками, достиг Ближнего леса. Сейчас автомобиль, включив на полный свет фары, ехал полузаросшей просекой, всё дальше углубляясь в непролазную чащу.
До партизанского маяка оставался ещё примерно час пути, и у лейтенанта было время вспомнить бурные события последних дней пребывания в городе. Тогда, сразу после предательства Соснюка, встал вопрос, как быть дальше, и лейтенант принял было решение уходить немедленно, но приказ, переданный из отряда, задержал группу ещё на неделю.
Как сообщил ходивший на связь Григорий, захваченный ими оберст, оказавшийся начальником отдела доставки, таки развязал язык и дал сверхважные показания. Выяснилось, что штаб, где служил немец, был занят вопросом применения специального оружия, которое в целях сохранения строгой секретности, не привлекая внимания, небольшими партиями доставлялось на городской склад.
Москва приказала во что бы то ни стало достать образцы, и при детальном обсуждении плана нового захвата было решено не повторяться. Тогда напоенного бимбером до бесчувствия и переодетого в селянское оберста под видом мертвецки пьяного рыбака той же плоскодонкой вывезли из города и доставили на маяк.
Теперь же, когда оберсту пообещали сохранить жизнь и даже переправить в Москву, он дал детальное описание, где и что лежит. Как оказалось, предстояло вывезти специально помеченный объёмистый ящик, а для такого дела имевшаяся в распоряжении плоскодонка никак не годилась, и пришлось, изрядно поломав голову, угнать с рембазы грузовик.
Машине были изготовлены новые документы, заменены номерные знаки, а на борту кабины партизанский художник довольно похоже намалевал жёлтый горшок, который, по словам оберста, был отличительным знаком их службы. И только потом группа захвата, имея подложный пропуск, направилась в город, где её должен был встретить лейтенант со своими людьми.
Въезжал «оппель» как продуктовая машина, и дежуривший у шлагбаума жандарм не только не придирался, а, наоборот, одобрительно посмотрел на лежавшие в кузове мешки. Благополучно миновав пост, грузовик подъехал к вокзалу, где у сквера его уже битый час нетерпеливо дожидались Григорий и лейтенант Соколов.
Тормоза скрипнули, «оппель» остановился, и из кабины неожиданно выглянул сидевший там немецкий офицер. Лейтенант непроизвольно дёрнулся, но Григорий придержал его за рукав.
— Спокойно, это наши, — а потом шагнул к подножке и доложил: — Ничего подозрительного не замечено, всё тихо.
— Добро, — мнимый немец кивнул и распорядился: — Можете сниматься. Если всё пройдёт чисто, мы подхватим вас у Казачьей Вежи.
Фыркнув мотором, грузовик поехал в сторону товарной станции, а Григорий и лейтенант, глянув ему вслед, заторопились к предместью. И пока четверо подпольщиков, собравшись вместе, задворками спешили на окраину, «оппель», обогнув подъездные пути, неспешно подкатил к длинному одноэтажному строению, в котором ещё с царских времён находились склады.
Появление грузовика с рисунком горшка на кабине никакого беспокойства у охраны не вызвало. Больше того, часовой, неотлучно торчавший у склада № 7, едва завидев приближающуюся машину, дал сигнал, по которому к воротам немедленно прибежал дежурный фельдфебель.
«Оппель» остановился у склада, офицер вышел из кабины, и грузовик начал медленно сдавать задом, а фельдфебель, не дожидаясь команды, открыл замок. Офицер подошёл к воротам, фельдфебель предупредительно открыл створки и вежливо напомнил:
— Папир, битте…
[265]
— Я, я… — с готовностью отозвался офицер и, сделав вид, будто достаёт бумаги, зашёл внутрь.
Фельдфебель шагнул следом и тут же, получив жестокий удар рукоятью «парабеллума» по голове, свалился замертво, а офицер, выглянув за ворота, приказал сидевшим в кузове четырём солдатам:
— Ком!.. Шнеллер!..
[266]
Те послушно соскочили на землю и, забежав в склад, начали лихорадочно осматривать стоявшие там ящики. Так продолжалось минут пять, прежде чем один из псевдо-немцев не крикнул:
— Есть!.. Нашёл!
Все бывшие в складе поспешили к нему, а офицер, внимательно осмотрев надпись на ящике, коротко бросил:
— Грузим!
По этой команде «оппель» сдал ещё больше назад и втиснулся кузовом между створками распахнутых настежь ворот. Подхватив ящик, солдаты погрузили его на машину, и тут в склад неожиданно заглянул часовой. Заподозрив что-то неладное, он обеспокоенно залопотал:
— Вас… Вас?
[267]
— но на него бросились сразу трое, и через минуту бдительный страж уже валялся рядом с фельдфебелем.
Солдаты закрыли борт и вышли из склада, насторожённо оглядываясь по сторонам. Грузовик медленно выехал из ворот, офицер, навесив замок обратно, сел в кабину, солдаты влезли в кузов, и «оппель», постепенно набирая скорость, покатил к выезду с товарной станции.
