Тем не менее две недели после смерти Эми Робсарт Елизавета держалась скованно и напряженно. Джонс решил, что дело «сильно ее огорчило», и отметил резкую перемену в ее настроении: «Ее величество выглядит не такой бодрой и оживленной, как прежде».
[224]
Визит Джонса никоим образом не сказался на отношениях Елизаветы и ее фаворита, и уже через несколько недель Трокмортон сообщал: ходят слухи, что Елизавета и Роберт Дадли тайно обвенчались. Испанский посол во Франции сказал ему: Елизавета доказала, «что она немногих почитает в своей стране, ибо ни один человек не посоветовал ей исполнить свою прихоть». В письме к Сесилу Трокмортон встревоженно просит его предпринять более решительные действия и обуздать страсти их своевольной королевы. «Помните, что ваша госпожа молода и подвержена страстям; вы ее советник и обязаны поддержать ее».
[225]
Не только подданные Елизаветы просили ее изменить «образ жизни». В декабре Адольф, герцог Голштинский и дядя короля Дании, один из первых поклонников Елизаветы, написал о своей тревоге после продолжающихся сообщений из Англии о ее поведении.
[226]
Его письмо ужаснуло королеву, она нашла его унизительным доказательством широкого распространения порочащих ее слухов. В ответе герцогу Голштинскому, написанному под Новый год, она благодарила его за заботу о ее чести и уверяла, что она «никогда не забудет, как ей надлежит поступать в данном отношении». Она «сочтет за услугу, если он не станет верить тому, что слышит, так как слухи не имеют ничего общего с ее истинной честью и королевским достоинством». Наконец, она заверила его, что во всех своих поступках она не ищет ничего, «кроме славы Божией и сохранения своего достоинства».
[227]
Вскоре враги Елизаветы воспользовались обвинениями против ее матери как отправной точкой для дальнейших нападок. Она была дочерью Анны Болейн, «великой шлюхи» Европы; чего же от нее ожидать? В августе Трокмортон написал Сесилу, что некий Габриэль де Сакконе сочинил и напечатал клеветнический трактат, в котором мать Елизаветы называется «Иезавелью» и сравнивается с «языческими наложницами Соломона», ибо она убедила Генриха VIII повернуться спиной к истинной церкви. Их «грязное сожительство» стало результатом похоти, и Анну постигло достойное наказание за ее грехи. Сесил пришел в ужас: если Елизавета узнает о публикации, хрупкий мир с Францией, жизненно важный для безопасности Англии, под угрозой. Пока Сесил медлил, сотни экземпляров книги Сакконе были напечатаны и распространялись в Париже и за его пределами. Наконец в середине сентября, больше чем через месяц после получения письма Трокмортона, Сесил решился передать новость Елизавете. Она велела послу «спешно» отправляться к Екатерине Медичи, матери молодого короля Карла IX, и потребовать, чтобы «непристойную» книгу немедленно конфисковали. Но, хотя королева-мать изобразила изумление и отвращение к пасквилю, Екатерина не стала запрещать переиздания. Она лишь обещала просмотреть книгу, чтобы «составить о ней свое впечатление и на его основании отдать соответствующий приказ».
Екатерина и ее сын Карл имели все причины для отсрочки. Всем известно было, что они поддерживают Марию Шотландскую в ее притязаниях на английскую корону, и пасквиль играл им на руку. Очень не скоро появился указ Карла IX, в котором предписывалось вымарать «оскорбительные места» в книге, а до тех пор запрещалось ее продавать. Елизавету такой исход дела совсем не устроил; она слала сэру Николасу Трокмортону письмо за письмом и требовала, чтобы уничтожили весь тираж.
Наконец на второй неделе октября посол сообщил, что французский король приказал конфисковать весь тираж. К тому времени, однако, ущерб уже был причинен. Елизавета кипела гневом по отношению к Екатерине и Карлу.
Трокмортон советовал Елизавете поблагодарить короля Франции и королеву-мать за то, что те воспрепятствовали распространению пасквиля, но она отказалась, хотя, как указал Трокмортон, Екатерина Медичи будет крайне оскорблена таким несоблюдением этикета. Когда в конце ноября королева все же написала благодарственное письмо, то передала его через посла в Испании. Непочтительность была намеренной: Елизавета давала понять, что не простила французов за то, что те порочили ее мать.
[228]
Глава 8
Плотская связь
Хотя Елизавету неоднократно просили разорвать отношения со своим фаворитом, Дадли, видимо, всерьез решил жениться на Елизавете и начал предлагать иностранцам политические услуги в обмен на решительную поддержку его сватовства к королеве. После брака с Елизаветой он получал неограниченную власть, а его родственникам гарантировалась безопасность. Дадли окончательно реабилитировались после опалы его отца и брата в годы правления Марии I. Несомненно, Дадли питал к Елизавете сильные чувства, но трудно отделить его любовь и преданность Елизавете-женщине от ожиданий милости и богатства, которые он надеялся получить у Елизаветы-королевы.
Остается лишь гадать, каковы были истинные чувства и желания самой Елизаветы. Представляла ли она себя женой Роберта Дадли? В самом ли деле хотела выйти за него замуж? Была ли влюблена в него? Со всей уверенностью можно сказать, что она ему доверяла и называла его «своим единственным источником радости». В другом случае она писала, что если она захочет выйти замуж, то предпочтет его «всем принцам на свете».
[229]
Совершенно очевидно, что Елизавета обожала Дадли. Они вместе танцевали, охотились, обменивались шутками, понятными только им двоим, и редко разлучались надолго; именно из-за их легкости и близости друг с другом и из-за частых проявлений нежности поползли слухи о предосудительном характере их отношений. Даже Сесил признавал, что Роберт Дадли, «вследствие выдающихся умственных и телесных талантов… весьма мил королеве».
[230]
Елизавета же, по мнению Сесила, вместо того, чтобы опровергать подобные слухи, как будто радуется тому вниманию, какое они привлекли к ней. Не слушая тех, кто советует ей изменить поведение, она играет в опасную игру… Впрочем, на самом деле Елизавета, скорее всего, прекрасно понимала, что брак с Робертом Дадли для нее невозможен, особенно после смерти Эми Робсарт.
В январе 1561 г. сэр Генри Сидни обратился к испанскому послу и передал от имени своего зятя предложение для его повелителя: если король Филипп поддержит сватовство Дадли к Елизавете, Дадли готов повиноваться ему и «служить ему как один из его вассалов».
[231]
Он обещал заручиться согласием королевы на то, чтобы папский нунций, аббат Мартинего, приехал в Англию по приглашению Тридентского собора, XIX Вселенского собора католической церкви.
[232]
Сидни был известным и в высшей степени обласканным сторонником испанцев, поэтому Дадли вполне обдуманно рассчитывал на его роль посредника. Однако Сидни, помимо всего прочего, был еще мужем Мэри Сидни, одной из наперсниц королевы. Поэтому он, по мнению многих, был лучше других осведомлен о настроениях и мыслях Елизаветы. Сэр Генри поведал де Квадре, «как сама королева склоняется к этому браку». Он признал, что у Елизаветы и Дадли «роман», но заверил посла, что «целью его является брак» и «в нем нет ничего недозволенного или такого, чего нельзя исправить властью вашего величества». Знал ли Сидни доподлинно об отношениях королевы и Дадли и о ее желании выйти за него замуж? Конечно, женитьба его зятя на королеве была в его личных интересах, поэтому он защищал Дадли от обвинений в причастности к смерти жены. Хотя Сидни говорил, что «едва ли найдется человек, который не верил бы, что там совершено преступление» и даже «проповедники на кафедрах говорили об этом, не щадя чести самой королевы», он «не сомневался в том, что смерть жены Дадли стала результатом несчастного случая».
[233]
