Поначалу при виде давнего товарища сердца собравшихся сжались от боли и жалости, но по мере накаливания беседы, их внимание быстро переключилось на споры. Ответственным за подачу блюд назначили Матиаса, и он ловко распоряжался кому, когда и что подать. Дискуссия в таком духе продолжалась битых часа три.
Что он является единственно избранным пророком господним, Гуннар не настаивал и с пеной у рта не защищал свои утверждения, к чему часто прибегал Йоганн. Михаэль, так и не сообразив, серьезен ли однорукий викинг или слаб на голову, старался с ним не спорить.
Гуннар говорил просто и понятно, еще более завораживая Тронда. Гектор же изрядно перебрал с выпивкой и к концу беседы едва ворочал языком, за что получил крепкий подзатыльник от хозяина «Ворона». Но все равно к этому моменту собравшиеся на ужин перестали слушать друг друга, так и не найдя общего языка.
– Сойтись, ик, я считаю, надо вот на чем, ик, – шатаясь из стороны в сторону как пьяный сапожник из немецких сказок, Пес все-таки уронил на пол тушеное свиное ухо, с которым общался весь последний час. – Михаэль вызывает Гуннара, ик, на кулачный бой, а Йоганн – Тронда. Дальше все идет по турнирным, ик, правилам. Победитель поединка получает Золотое руно, папскую, ик, тиару и ключи от рая. Мы с Джаспером выступаем судьями и присуждаем, ик, победу тому, кто воздержится от запрещенных приемов, и Магда выходит за победителя, ик, замуж.
– Что ты там бормочешь? – Бальтазар грозно погрозил пруссу кулаком. – Опять нализался, бестолочь. Как же твоя болтовня о радости? В общем, слушал я тут вас, слушал и вот что надумал. То, чем вы занимаетесь, сущая ерунда. Проповеди какие-то, споры, никакой пользы. Дело надо делать, а не глотки драть.
– Что ты предлагаешь? – по всей видимости, Тронд, тоже пребывавший в изрядном подпитии, утомился вникать в пустословие как Гуннара, так и Михаэля. – На время и я поддался обещаниям своего друга о лучшей жизни, но сейчас понимаю, что он неправ. Являлся ему Господь или нет, ничего хорошего из этой затеи все равно не выйдет. Люди никогда не переменятся. Зла, ненависти и унижений не искоренить. Это мечта. И былью ей стать не суждено.
– Так вот, Тронд. Вы с Гуннаром смышленые ребята, и моего дуралея вроде уважаете. Придумал я вам одно занятие. Вчера был у Магнуса, у него родился внук. Он хочет продать свою рекрутскую контору и уехать на родину. Видимо, давно об этом подумывал.
– Если я тебя правильно понял, то я за!
– Будете охранять купцов, принимать наемников…
Очнулся Гектор только следующим вечером у себя в постели, куда его заботливо переправили Матиас с сестрой. Пруссу хорошо было знакомо похмельное состояние, хоть и порядком подзабытое. Губы бывшего полубрата слиплись, а в висках молотило так, что он без малейшего колебания согласился бы на обезглавливание. Как слепой нищий, Пес шарил вокруг себя руками, стараясь найти какой-нибудь предмет, за который можно было бы уцепиться и встать. Но, кроме одеял и подушек, на кровати ничего не находилось, и он в бессилии откинулся на перину.
Через пару минут в спальню заглянул слуга, чтобы узнать о здоровье господина. Дворянин попросил пива и, в свою очередь, поинтересовался вчерашними событиями, ибо абсолютно ничего не помнил. Жадно улавливая обрывки фраз мальчишки, непослушными руками Пес обхватил распухшее от пьянства фиолетовое лицо.
Липкая испарина пробила аристократа с утроенной силой, взгляд помутнел. Словно с заткнутыми ушами Гектор слушал сбивчивый рассказ Матиаса, чьи слова доносились с противоположного берега бездонного океана. Звуки слипались, переплетались, взмывали ввысь и низвергались на дно, выбираясь оттуда и разлетаясь на миллион тональностей.
Потом парень вдруг осекся и замолчал. Он мялся у двери, опустив глаза, медлил. Трясущейся рукой Пес подманил слугу к себе и кивнул, чтобы тот продолжил. На короткий миг пруссу стало получше, слух обрел некоторую ясность. Оказывается, Гуннара арестовали. Стража нашла у него кинжал запрещенной к ношению в городе длины
[155]
.
Скорее всего, это просто было предлогом к устранению неугодного ордену проповедника. Но задержание провели показательно, прямо на глазах толпы, чтобы та воочию убедилась, что пророк не очень чист на руку. Возможно, он замышлял убийство кого-либо из высокопоставленных тевтонов. Следствие непременно разберется, но ясно даже блаженному, что ничем хорошим оно не закончится. В лучшем случае викинга ожидает тюрьма, в худшем – отрубят и вторую руку.
По выражению лица хозяина Матиас понял: тот хочет побыть один. Пообещав принести пива, парнишка удалился. В звеневшей голове роилась целая масса вопросов, но один, как противная заноза, не давал покоя: за что? Думать ни о плохом, ни о хорошем, Гектору не хотелось, да и не получалось. Дворянин кое-как оделся, обулся и, цепляясь за стены, спустился на кухню, где парень нацедил ему из бочки пенную кружку. В два глотка опорожнив ее, прусс попросил еще одну. Стало немного легче, и он, намеренно не надевая верхнюю одежду, выбрался на свежий воздух.
Улицы к этому времени уже опустели, в редких окнах тихо догорали свечи. Давно хоженой тропой Гектор устремился в крепость к товарищу, но на полпути выпитое пиво вновь шибануло ему по мозгам. Ноги прусса заплелись, и он, как подкошенный, свалился ничком прямо в лужу. Из последних сил, кряхтя, он перевернулся на спину, но встать так и не смог.
Когда часы на Лёбенихтской ратуше пробили полночь, пред его мутным взором возникли две высокие фигуры. Конный патруль, смилостивившись над запоздавшим гулякой, протянул ему хлыст. Усилием воли Пес заставил себя ухватиться за кожаную бахрому, однако стоило ему встать, как второй наездник жестоко саданул бывшему полубрату в грудь пяткой, а после, спешившись, добавил еще дубинкой по бокам. Затем громко загоготавшие всадники исчезли где-то в узком переулке.
Все вернулось к исходной точке. Грязный, оборванный, побитый Гектор кое-как доплелся до крепостных ворот. Сперва местная стража его не признала, приняв за какого-то чумазого пьянчугу, но, разглядев в нем полубрата Бронте, принялась над ним издевательски смеяться.
Как назло, дежурил тот самый стражник с заячьей губой, который не хотел пускать прусса, когда тот привез важные документы и нахамил сторожу. Теперь-то привратник отыгрался сполна. Добрых полчаса он песочил Пса, обзывая его «босым греховодником», «грязной скотиной, кою в хлеву-то стыдно держать», «убогим костыльником», «адской мерзостью, в чью морду и плевать-то не хочется» и «шаромыжной побирухой».
Молча стерпев все ругательства, прусс высокомерно приказал проводить его к Гуннару. Ответом стражника послужила наглая усмешка, с которой он за плечи развернул «бесприютного оборванца» и унизительным пинком отправил восвояси. А вдогонку крикнул, что нечего таскаться по ночам, мол, снял серый плащ, так забудь вообще сюда дорогу.
Ни сил, ни желания испытывать стыд или разочарование у Гектора больше не осталось, поэтому, разбив в кровь локти и колени, он еле-еле добрался до дома, где еще поддал жару. Плетеная бутыль вина и три кружки пива возместили пропущенный завтрак, обед и ужин.
