— В таком случае уяснить ты должен только одно: ты по-прежнему остаешься в моем подчинении.
— Уже уяснил, — бодро заверил его Гайдук.
— И еще, — сделал многозначительную паузу полковник. — В окружении ты никогда, ни одного часа не был. Вообще забудь. Ты до последней возможности выполнял задание и выбрался из объекта по подземному ходу, как только туда ворвались солдаты противника. В арьергарде отошел вместе с бойцами прикрытия. Это принципиально важно. Понял, о чем я?
— Еще как понял, товарищ полковник, — с признательностью подтвердил Дмитрий, не сомневаясь в том, что офицерам, выходящим из окружения, предстоит специальная проверка, а значит, нервотрепка.
— То-то же! Как можно скорее добирайся сюда. У тебя двое суток. Иначе искать меня придется уже в Харькове, — о чем бы ни шла речь, в какое бы настроение Шербетов ни впадал, его ворчливый баритон всегда звучал с такой лихостью, словно полковник находился в состоянии игрового азарта.
— Постараюсь настичь вас еще здесь, на берегу Днепра, — в таком же тоне пообещал капитан.
Еще часа два ему понадобилось, чтобы накормить водителя и двух своих женщин в гарнизонной столовой, выбить сухие пайки, заправить полный бак и запасную канистру горючим. Несмотря на нервозность, воцарившуюся во всех административных структурах и в поредевшем гарнизоне городка в связи с приближающейся линией фронта, авторитет формы и удостоверения офицера НКВД все еще оставался непререкаемым, и Дмитрий эксплуатировал его самым нахрапистым, но вполне законным образом.
Не случись этой беседы с полковником Шербетовым, он, конечно, дал бы возможность основательно отдохнуть и себе, и водителю. Но теперь майор без каких-либо обиняков заявил:
— Я понимаю, что ты смертельно устал, Терентьич, но уже завтра утром нужно во что бы то ни стало оказаться на левом берегу Днепра. Поскольку сам понимаешь: попадать туда с каждым часом будет все труднее.
— Что ты меня уговариваешь, майор? Ты приказывай: надо — так надо. Минут сорок я подремал, так что за баранку держаться способен.
— Если уж совсем начнешь засыпать за рулем, — подменю. Одно время водил неплохо.
— Можно и подменить, да только баранка — как верная жена: одни руки признает.
49
Оглушенная взрывом, совершенно обескураженная, Евдокимка все же нашла в себе силы выкарабкаться из-под спасительного козырька и тут же увидела, что немцы тоже выбираются из оврага. Распрощавшись с надеждой заполучить транспорт, десантники теперь явно намеревались переправиться через речушку, чтобы спрятаться в видневшемся на той стороне ее плавневом кустарнике.
Они с Корневой выстрелили почти одновременно. Немец, уже приподнявшийся над краем яра, считая, что с русскими покончено, тут же упал навзничь. Его товарищ на какое-то время застыл в обезьяньей позе, упираясь руками о выжженный травяной настил и вглядываясь в пространство впереди себя — часть раскуроченных тюков с бельем продолжала гореть, скрывая холм и девушек за дымовой завесой. В этот раз Гайдук выстрелила вновь, почти не целясь. Десантник вскрикнул от боли и, пока Евдокимка передергивала затвор, успел сползти в овраг.
— Что же красноармейцы, те, что в яру, все еще мешкают?! — вслух возмутилась «снайпер», словно подмога способна была услышать ее. — Ведь могли же обойти вояк сзади, ползком по полю! Там вон пригорки, деревья!..
— Возможно, из наших в яру уже никого не осталось, — вступилась за бойцов Корнева.
— Как же не осталось? В кого-то же немцы в канаве этой чертовой стреляют!
— Очевидно, так, для острастки, постреливают.
Тем временем, выбравшись из оврага, двое немцев уходили в сторону речки, двое других поливали свинцом пространство у холмика, не позволяя девушкам выглянуть из-за него. Степная Воительница понимала: если десантники обойдут их под прибрежными кручами, — это конец!
Она уже хотела вернуться на спуск, под козырьком которого пересидела взрыв гранаты, как вдруг Вера заметила, что из-за рощи выезжают мотоциклисты, явно те самые, которых подполковник Гребенин выделил для сопровождения госпитальеров.
Евдокимка продолжала стрелять и по тем десантникам, что уже успели залечь у реки, и по тем, что, под их прикрытием, пытались преодолеть расстояние от оврага до прибрежного склона. Однако по ним уже вели огонь и красноармейцы, выбивавшие противника из оврага, и четверо спешившихся мотоциклистов.
Последние пули в этом бою послала Евдокимка. Одну — в прихрамывавшего диверсанта, который умудрился перейти вброд речушку и теперь уходил в заросли. Еще две — в камышовые заросли, где, как ей показалось, пробирался второй. Послала их наугад и скорее из ярости, нежели из желания настичь притивника.
— Двое десантников — уже на том берегу речки! — сообщила она группе бойцов, наконец-то появившейся из оврага. — Один из них ранен в ногу.
— Э, братцы, да здесь, оказывается, девка сражалась! — некстати оживился какой-то рослый солдат, вооруженный ручным пулеметом. Едва высунувшись из оврага, этот пулеметчик так яростно поливал пространство перед собой пулями, словно выкашивал идущую на него орду. Причем делал это явно не от избытка храбрости.
— Неужели сама сдерживала? — поинтересовался другой красноармеец, в изорванной на предплечье гимнастерке.
Корневу, уже спрятавшую пистолет в кобуру, они в расчет как бы и не принимали — видели перед собой только рослую русоволосую девицу, которая один карабин забросила за спину, а с другим наперевес, слегка пригнувшись, пристально осматривала открывавшуюся ей часть оврага.
— Нет! Она тебя, защитничка нашего непоколебимого, ждала! — напомнила о себе Корнева. — Что, вояки, увидели двух недобитых десантников, и сразу же подштанники вспотели?
— Ничего себе «двух»! — изумился тот, с пулеметом. — Их тут, вокруг города, как воронья!
— Потому что воюете так, словно с палками на них бросаетесь.
Все еще опасаясь выстрелов в спину, девушки обошли догоравшие узлы с бельем, и, приблизившись к дороге, увидели по ту сторону ее, в кювете, жуткое кровавое месиво, оставшееся от тела водителя.
— Не скрылись бы мы под каменным козырьком, с нами было бы то же самое, — назидательно произнесла Вера. — Представляю себе зрелище!
— Спасибо, что догадалась, — проговорила Евдокимка, с трудом сдерживая тошноту. — О том, что они могут бросить гранату, я как-то не сразу сообразила.
— Как видишь, только на это меня и хватило, — покаянно произнесла Корнева. — В остальном же солдат из меня никакой.
— Ничего, научимся. Как говаривал в таких случаях эскадронный старшина Разлётов, «войны на всех хватит, причем с излишком».
…В колясках мотоциклов, увозивших их к остановившейся у ближайшего хуторка колонне «госпитальеров», обе неожиданно разревелись. В таком виде, зареванными, их и увидел выехавший навстречу на командирском грузовичке эскулап-капитан.
