— Так ведь красиво держитесь в седле!
— Непорядок, лейтенант.
— Истосковались, видать, парни, — вновь начал было оправдываться Лощинин.
Однако Евдокимка еще жестче прервала его:
— Сказано ведь: непорядок!
Только теперь, скользнув взглядом по бедру девушки, лейтенант морских пехотинцев вдруг все понял и спохватился:
— Слушай мою команду! Всем до единого — кругом! — и тут же обратился к Степной Воительнице: — Вам помочь?
— Еще чего?! — иронично возмутилась та. — Теперь уж вы сами слушайте мою команду, товарищ лейтенант: ко мне спиной — кругом! А то ведь сплошной лейб-гвардейский непорядок, — спародировала она эскадронного старшину.
Едва офицер отвернулся, Евдокимка уверенно взобралась в седло и, сдерживая тревожно ржущего коня, которому явно не нравился идущий от самолета чадный дух, проделала на нем два небольших прощальных круга.
— В седле, яхонтовая, теперь долго не повоюешь, — тут же оказался рядом с лейтенантом смуглолицый красавец Будаков. Внешне очень смахивающий на цыгана, хотя и не был им, боец и вести себя старался соответственно, словно бы в нем играл зов крови. — Так что мой тебе совет: подгребай к морской пехоте, в обиду не дадим.
— Сам первый и неотразимый кавалер батальона предлагает, — отрекомендовал его лейтенант. — Тельняшку и клеши действительно гарантируем.
— Молиться на тебя будем, — и впрямь, молитвенно вознес руки к небесам «первый кавалер батальона». — Снизойди, Степная Воительница!
Явно входя в роль, Будаков потянулся к ее бедру, однако Евдокимка лихо щелкнула нагайкой рядом с его плечом.
— Я подумаю над вашим предложением, лейтенант, — демонстративно проигнорировала она «первого жениха» батальона. — Однако хорошо думается мне только в седле.
У просеки лесопосадки девушка встретила двух молодых кавалеристов, в казачьих кубанках, которые явно торопились к подбитому самолету. Сообразив, что направляться к машине уже бессмысленно, они с ордынскими криками «Алла! Алла!»
[7]
, озорно погнались за Евдокимкой, имитируя татарский набег, и были обескуражены, когда, оторвавшись от преследователей, девушка вдруг развернула коня и, прорвавшись между парнями в кубанках, успела слегка пройтись нагайкой сначала по крупу коня переднего, а затем — по спине заднего всадника. Кончилось все тем, что, угрожающе размахивая своим оружием, Степная Воительница погнала их обоих к окраине Степногорска.
— Угомонись, бешеная! — прокричал один из них, совсем юный, с выбивающимся из-под кубанки вороным чубом, и выхватил шашку, пытаясь отразить очередной взмах нагайки.
— А сам угомонился? Или завтра снова нападешь?
— Так ведь мы же пошутили!
— Вот и я теперь пошутить решила! — на глазах у выскочившего со двора эскадронного старшины девушка в мгновение ока обвила нагайкой кисть руки кубанца и вырвала из нее шашку.
— А ну, остепенились! — накричал на своих бойцов старый рубака, заметив, что и второй казак схватился за оружие. — Что, уже и к девкам с шашками подступаетесь? К иному подходу не приучены?
— Да это же не девка, это янычар в юбке! — потирал «раненую» руку чубатый.
— Сам ты янычар! — огрызнулась Евдокимка. — Нечего целой ордой по степи за мной гоняться!
— Тебе ведь сказано было, Куренной, — объяснил старшина, — что местечко это от запорожских и бугских потомственных казаков происходит. Что ни девица — то казачка. А со своими — и вести себя следует по-нашенски. Тебя, Бондарь, это тоже касается.
— И все же… — проворчал в ответ спутник Куренного, — наши, кубанские девки, не такие лютые.
— Ты мне побалагурь, побалагурь! — пригрозил старшина. — Самолично так нагайкой отхожу, что черта ангелом называть станешь. Рысью в эскадрон!
Едва несостоявшиеся «ордынцы» умчались, как из-за поворота появилась тачанка, в которой за спиной бойца-ездового, сидел отец Евдокимки. Раненный в Финскую войну и списанный подчистую, он уговорил комдива похлопотать за него в штабе армии, чтобы там закрыли глаза на его диагнозы и восстановили в офицерском корпусе, в должности полкового ветеринарного врача. Судя по счастливому виду, армейской форме и знакам различия старшего лейтенанта, отец своего добился.
— Значится, мы теперь однополчане, товарищ военврач? — отдал ему честь эскадронный старшина.
— Еще как однополчане. Чувствовала душа, что на Карельском перешейке моя война не закончится, — сдержанно ответил Гайдук. — Чей конь? — сурово поинтересовался он у дочери. — Кто тебя осчастливил стременами?
— Старшина вот… А что, нельзя разве?
— Конь без седока остался, резервный он теперь, — объяснил Разлётов, чувствуя себя виноватым перед отцом Евдокимки. — А поскольку всякая казачка должна держаться в седле лихой наездницей, по-военному…
— Слава богу, что хоть без спросу не увела, — вежливо простил ему фронтовое легкомыслие Гайдук. — Видел, видел, как ты за подбитым самолетом с нагайкой гналась, — обратился он к дочери.
— Но ведь я же не одна была, так что, если бы немцы открыли стрельбу…
— Ты конечно же повела бы на них в атаку целый взвод морской пехоты, — едва заметно улыбнулся отец.
— И повела бы, — упрямо подтвердила Евдокимка, горделиво поводя широкими плечами. — Может, когда-нибудь и поведу.
— Только не при моей памяти, — пригрозил отец. — Старшина, коня у наездницы немедленно изъять. Вместе с нагайкой.
— Но ведь он же ничейный, — капризно сморщилась девушка. — И помощь моя может пригодиться; раненых, например, перевязывать могу.
— Изъять! — настоял на своем военврач. — Иначе она с нагайкой не только на германские самолеты, но и на танки пойдет.
— Она — может, да… — признал старшина. — Характера — на эскадронный аллюр. Точно янычар в юбке.
7
Палатки десантного отряда «Скиф» располагались у истоков ручья, рядом со станом охотничьего хозяйства.
Территория стана, охваченная высокой оградой из дикого камня, состояла из большого двухэтажного особняка, трех одноэтажных построек и двух армейских вагончиков. Причем все это формировало внутри усадьбы некое подобие форта, в чьих пределах удобно держать круговую оборону. Вот только барону фон Штуберу доподлинно стало известно, что ни одно из подразделений красных оборону здесь не держало. Об этом свидетельствовало и состояние построек. Русское командование явно рассчитывало отсидеться по левому берегу Южного Буга, в окопах.
Местность здесь была пустынная, однако выбор ее начальником отделения СД и самим Штубером объяснялся просто — неподалеку, окруженный защитными лесополосами, небольшими рощицами и колючей проволокой, располагался некогда секретный полевой аэродром русских. Один из тех запасных, замаскированных под пустыри аэродромов, которые никогда не знали плуга — их грунтовые, хорошо утрамбованные взлетно-посадочные полосы скрывались под слоем дерна.
