– Ну почему ты так говоришь, почтеннейший Сирдар? Он уже давным-давно ушел! Не остался ни на миг дольше, чем ему потребовалось, чтобы сделать все покупки.
– Глупышка! Да его увел слуга, которому надоело открывать объемистый кошель!
Джамиля пожала плечами. О, в глубине души она была рада словам дядюшки. Рада тому, что понравилась этому необыкновенному юноше. «Должно быть, его объятия показались бы мне слаще всех сладостей мира, а его уста нежнее самой нежности… Но, боюсь, уже через час он и не вспомнит о малышке в лавке, торгующей разноцветными тряпками…» И от этой мысли в душе Джамили поселилась черная тоска.
– Нехорошо, коварная девчонка, нехорошо так морочить голову мужчине! Пусть он всего лишь заморский невежда, но все равно это очень нехорошо.
– Аллах милосердный, дядюшка, я никому ничего не морочила! Я просто пару минут поболтала с ним!
Сирдар вздохнул. О да, эти двое лишь несколько минут поболтали о том о сем. Но от наблюдательного дядюшки не укрылись ни взгляды его племянницы, нежные и кокетливые, ни взгляды юноши, полные огня и желания. О, если бы такими взглядами малышка обменивалась с увальнем Алишером, приказчиком и сыном его давнего друга! Ибо тот давно уже не спит ночами, мечтая о Джамиле. А она… Она видит в нем только приятеля, доброго друга, готового разделить с ней минуты отдыха в лавке. И ничего более.
Сирдар все же решился высказать вслух мысль, которая давно уже не давала ему покоя:
– Но почему ты была с этим иноземным варваром так любезна? Почему ты так не разговариваешь с Алишером?
– Но почему я должна быть так же любезна с твоим приказчиком, дядя? Ведь он же никогда у нас ничего не покупает. А этот иноземец оказался столь щедр, что даже ты назвал сегодняшний день успешным.
– Но с парнем можно быть любезной и просто так…
– Хорошо, я буду с ним любезна. Но если ты, дядюшка, вновь хочешь заговорить со мной о замужестве, лучше и не начинай! Я тебе уже сказала, что ищу не достойного, не подходящего, а единственного! И мне не нужен ни толстяк Алишер, ни сын тетушкиной приятельницы, этот глупец Али… Мне не нужен никто, кроме того, кого я сама выберу себе в мужья.
Сирдар лишь тяжело вздохнул. О, если бы слова этой девчонки слышали почтенные старцы, ревнители традиций! Они бы от ужаса онемели или вовсе обезумели. Увы, его племянница была умной и покладистой, доброй и чуткой. Но при этом обладала железным характером и не терпела ничьих советов. Дядюшке приходилось признавать, что Джамиля слушает лишь себя и почему-то очень часто оказывается права. Куда чаще, чем пристало девушке ее возраста. Словно в одном худеньком тельце живет не только душа крошки Джамили, а еще и душа другой женщины, сильной, привыкшей полагаться лишь на себя и прислушивающейся лишь к собственным ощущениям.
Увы, не ведал Сирдар в этот миг, насколько он был прав. И в этом было его счастье.
Наконец дворцовый сад остался позади. Тучный визирь едва поспевал за широким шагом халифа, который к тому же и говорил, не оборачиваясь, ибо привык, что визирь Умар всегда стоит на шаг позади, не забывает ничего из сказанного и исполняет повеления со сказочной быстротой.
– Ну что ж, Умар, я доволен первой прогулкой по городу. Люди веселы, сыты, у них много забот и важных дел. Именно это я и хотел увидеть.
– Я рад, мой повелитель, – прошептал визирь, не веря собственным ушам.
– Более того, я благодарен тебе, визирь, что ты ни разу не вышел из роли. Проследи, чтобы все покупки нашли свое место у меня во дворце… Ну, или поручи это другим слугам.
От этих слов визирь невольно поморщился. Он-то не считал себя слугой…
– Слушаю и повинуюсь, – только и оставалось сказать ему.
– Я хочу, чтобы мы с тобой совершали подобные прогулки хотя бы раз в месяц. Нет, лучше раз в две недели. А еще лучше раз в неделю… Впрочем, я буду каждый раз призывать тебя, чтобы ты выходил в город вместе со мной.
– Я весь внимание, мой владыка.
– Отрадно, Умар, отрадно… И еще вот что. Отошли самую большую корзину сладостей и фруктов той веселой девушке из лавчонки, где мы покупали ткани. И не забудь… Нет, непременно пусть отнесут ей самого черного из черных котят, которого только смогут найти. Самого-самого черного!
– Повинуюсь, мой халиф, – поклонился визирь, порадовавшись, что ожидаемая гроза не разразится, а убытки, причиненные казне, были просто ничтожны… Для казны халифа, разумеется.
Гарун-аль-Рашид переоделся в дворцовое платье. Поправляя черный, шитый золотом кушак перед драгоценным зеркалом, он вновь вспомнил веселую Джамилю. И мысли его вновь вернулись к тому мигу, когда она впервые подняла на него глаза. О, этот миг! Казалось, весь мир исчез и остались лишь они двое. Для халифа стала откровением даже простая болтовня с веселой и приветливой девушкой.
О, как мечтал бы он, чтобы эти глаза встречали его на пороге опочивальни! О, как хотел бы он, чтобы этот тихий смех слышал он в дворцовом саду! Как страдал бы от того, что нельзя броситься к ней, а приходится сидеть на скучных и долгих заседаниях дивана. Ей одной посвящал бы он стихи, которые давно уже просились на свет из пылкой души халифа. С ней, о да! только с ней он хотел бы воспитывать наследников. Только ей он поверял бы свои беды, только для нее устраивал бы праздники и увеселения. Почти так же, как его мудрый отец и поистине прекраснейшая из женщин, его красавица матушка.
«Несбыточная мечта… Ах, как жаль, что несбыточная…» – подумалось халифу. Он отошел от зеркала, надел чалму и уже готов был выйти в приемные покои, когда совсем простая мысль пришла ему в голову.
– Но почему несбыточная?! О Аллах милосердный, я же правитель этой страны! Я прикажу, и она тотчас же окажется здесь!
Но мудрый внутренний голос возразил:
«И кем она станет в этих стенах? Невольницей? Звездой Верхнего сада и его пленницей? Ты украдешь ее, чтобы насладиться ее телом?»
Увы, внутренний голос даже у халифа может быть куда мудрее разума или желания.
– Да, – вновь заговорил халиф, но лишь пустые стены были его слушателями. – Она была бы рабыней моих страстей… Еще одной рабыней. И это та, кого я мечтал бы назвать женой, спутницей моей жизни до того самого дня, когда посетит нас Усмирительница всех желаний.
«Ну, значит, тебе надо не похитить ее, а завоевать. Завоевать ее сердце, стать ей другом. И в один из тихих вечеров открыться, рассказав и о своих чувствах, и о своем истинном положении властелина и халифа. И если она тебя не отвергнет, то просить ее стать супругой халифа…»
– О Аллах, просить ее стать супругой! Да она, наверное, уже и забыла обо мне…
«Глупец, ну так напомни о себе! Ты же властелин, а не выпивоха, уснувший под трактиром».
– Напомнить о себе… Напомнить о себе… Но как? О Аллах, это же так просто: я стану посылать ей меха и драгоценности, сласти и…
