Свиток четвертый
– Остановитесь, странники!
Умар, в который уж раз за это недолгое странствие, тяжело вздохнул.
– Аллах великий, да что это за путешествие! На каждом шагу то иди, то беги, то стой… И кто эти люди, что пытаются командовать тобой, о великое солнце страны?
– Ну, вот и спроси, – пробормотал Гарун. О нет, принц был юношей вовсе не робкого десятка, однако и ему уже изрядно прискучили эти «стой» да «иди».
Умар пробормотал что-то нелицеприятное, однако с коня все же слез и сделал несколько шагов вперед, в сгущающуюся темноту.
– Кто ты, наглец? И по какому праву смеешь останавливать караван великого правителя?
Из темноты донесся смешок.
– Отчего же это голос великого правителя так странно дрожит? Уж не трусит ли правитель?
– До разговоров с тобой, ничтожным, снизошел не властитель всего под этим небом, а лишь его смиренный слуга…
– Так вот почему… Понятно. Куда путь держите, почтенные? И почему ваш караван так удивительно походит на военную экспедицию?
Терпение Гаруна истощилось, должно быть, странствие через Врата было не таким и безвредным. Или загадка, найденная там, где должна была быть разгадка, всерьез расстроила принца. Так или нет, однако Гарун привстал в стременах.
– Я, принц и наследник великого халифа, Гарун, держу путь в родные края. Странствие мое подходит к концу. Я устал и более всего мечтаю о доме. А потому не потерплю на своем пути никаких преград, сколь бы разговорчивы они ни были. Эй, фидайины!
Излишне говорить, что у Гаруна не было никаких фидайинов, ибо не был он ни фанатиком, ни предводителем таковых. Однако невидимка, прячущийся неподалеку от Врат, вряд ли мог в темноте разглядеть, к какому клану относятся немногочисленные, но всерьез вооруженные спутники принца.
– Уж не сам ли Горный Старец пожаловал в наши благословенные края?
– Ох, как же мне надоели эти болтуны… – Нет, Гарун вовсе не был настроен воинственно, но этот голос почему-то вызвал у него желание размяться, ибо что-то в нем было неправильным, подстрекающим. – Да, сам Горный Старец, в окружении своих верных ассасинов, с караваном, груженным всем хашишем мира…
Из темноты донесся смешок.
– Совсем забыл. Кроме сундуков с драгоценным зельем у меня еще в ладони спрятан сераль с гуриями, который я назвал своим третьего дня, пополудни… Или на закате… Нет, все-таки пополудни…
– Повелитель, – Умар решил вставить свой медный фельс. – На закате ты назвал своим Драконий край…
– Да, мудрейший, ты прав. Итак, невидимый наглец, теперь ты позволишь моему тяжело груженному каравану приблизиться к Вратам? Драконы неспокойны, да и нам поесть не мешает…
– Отчего ж не позволить, Старец, позволю. Однако только после того, как сражусь с тобой… Или с тем смельчаком, который согласится закрыть своей грудью самого Старца Горы…
– Сразиться он хочет, болтун. А чего же тогда столько времени языком чешешь, трус? Почему не показываешься из тьмы, дабы остановить наше странствие? Почему прячешься за тенями, как самый плешивый шакал из всех оплешивевших от страха шакалов?
Гарун произнес все это на одной ноте, стараясь не выдать ни единым звуком, что давно уже спешился и вынул из ножен саблю, купленную в округе раозы за истинные гроши. О, то была подлинная сталь, драгоценный дар всем смельчакам от мастеров прекрасной, но отнюдь не богатой страны Хинд. Более того, принц сделал уже с десяток шагов в направлении невидимого наглеца и наконец смог разглядеть его, пешего гиганта, с тяжелым обнаженным мечом в руках… Но этот воин был один, и сие не могло не придать силы принцу.
Сравнение с шакалом должно было вызвать великий гнев у любого из правоверных. Однако гигант молчал. Он даже не ухмыльнулся ни разу, ибо принц не видел его зубов, которые непременно блеснули бы, огрызнись он хотя бы раз. Но незнакомец молчал, сжимая в руках меч.
Удивительное умение, присущее Гаруну с младенчества, неплохо видеть в темноте было присуще всем его предкам по материнской линии. Матушка, добрая Марджана, не раз говорила, скольким его, принца, предкам спасло оно жизнь. Однако Гарун с удивлением отметил, что и его возможный противник обладает этим даром, – тот обернулся и ухмыльнулся прямо в лицо приблизившемуся принцу.
– Оплешивевшие, говоришь, шакалы, Старец?
Принц понял, что никакого преимущества у него нет и, должно быть, не было с самого начала. Его соперник – теперь это было прекрасно видно – готов ко встрече с любым врагом. Он, к тому же, оказался широк в плечах и почти на голову выше Гаруна, который не мог жаловаться на малый рост.
– О да, смельчак. Именно оплешивевших и определенно шакалов, притом трусливых. – Гарун заговорил в полный голос, ибо терять уже было нечего, а вот облегчить душу хотелось. Он сжал рукоять сабли, чтобы та не выскользнула из пальцев во время какого-нибудь резкого удара, и сделал еще шаг вперед. Однако соперник почему-то нападать не стал. Более того, он в голос расхохотался.
– Добро пожаловать, странник! Что-то ты совсем молодо выглядишь для именитого Старца Горы…
– Да и ты, незнакомец, не стар. И, я вижу, совсем неопытен как для грабителя с большой дороги…
– Да и не грабитель я, тут ты прав, незнакомец. Я просто странствую, дабы восторжествовала справедливость. И ищу того самого Старца Горы, вернее, ищу его пристанище, ибо он, в отличие от тебя, умника, не трогается с места без лишней надобности.
– Но кто ты? И зачем ищешь приют Старца Горы?
– А кто ты?
Незнакомец меч опустил, но пальцы его все так же сжимали рукоять. Как, собственно, и Гарун – сабля опустилась, но руку, в которой принц держал оружие, от напряжения свело болезненной судорогой.
– Да будет так, – следовало сделать шаг навстречу, и Гарун решился на это первым. – Я Гарун, принц и наследник великого халифа, держу путь в родные края. Клянусь, что в третий раз я этого повторять не стану…
– Я Матюрен Кербушар, о наследник. И я в третий раз не захочу слушать, как ты будешь перечислять все свои титулы и звания.
– Да воссияет над тобой благодать Аллаха всесильного, Матюрен Кербушар! – Гарун отвесил церемонный поклон, ибо убедился, что юный гигант не собирается нападать.
– Ага, воссияет, особенно столь темной ночью. Однако и тебе, принц, я желаю долгих и спокойных лет жизни.
Юноша склонил голову в неком подобии поклона. Умар, глупец, начал шипеть, что принцу не подобает беседовать со всяким сбродом, как с коронованными особами. Однако Гаруну уже было наплевать, что бормочет его советник: он почувствовал в этом юном гиганте родственную душу.
– Быть может, ты, Матюрен Кербушар, сделаешь мне честь, согласившись переломить хлеб и испить воды вместе со мной?
– Тогда уж лучше ты, Гарун-наследник, присаживайся у моего костра, ночь будет холодной. Да и Врата в полночь не откроются, будь хоть трижды видны и они, и их хадимы.
