Хитоми, как умудрённая опытом женщина, полностью завладела помыслами и желаниями канцлера, да так, что тот перестал посещать своих наложниц, которых поселил в самом отдалённом крыле. Наложницы воспылали к фаворитке господина жгучей ненавистью, ожидая только момента, дабы оклеветать и унизить её. Но покуда такой возможности им не представилось, Хитоми считалась Госпожой из южных покоев
[130]
. Она умело распоряжалась по дому – годы, проведённые в Исияме, научили её многому. Наложницы, готовые выказывать новой Госпоже своё ежеминутное презрение, едва сдерживались, стараясь скрывать свои истинные чувства и помыслы.
* * *
Госпожа Югей, одна из наложниц канцлера, проплакала всю ночь. Наложницу угнетала обида: ведь она молода, ей всего-то минуло двадцать лет, хороша собой, умеет поддержать разговор, прекрасно владеет слоговым женским письмом и стихосложением, а господин уделяет всё свободное время Хитоми. Почему так происходит? Что он вообще нашёл в этой перезрелой особе? Да её дочь, Ихара, более подходит ему в наложницы!
Служанки в последнее время побаивались госпожу Югей, она стала чрезмерно раздражительной – уж они-то прекрасно понимали причину её дурного настроения. Да и ни для кого не было секретом в поместье: канцлер проводит время только в покоях госпожи Хитоми.
Югей сгорала от стыда и негодования. Она приказала служанке достать тушечницу, бумагу и написала быстрым слоговым письмом:
Все кончено. Заморосил осенний дождь. И словно листья на ветру, Поблекли Слова любви
[131]
.
Это пятистишье было десятым по счёту, написанным ею за время пребывания в Момодзоно.
Югей отбросила перо и ощутила очередной прилив ненависти к Госпоже из южных покоев. Вот уже пять дней прошло, бессонными ночами которых она обдумывала план мести…
* * *
Покои наложницы госпожи Ивы, ей минуло двадцать восемь лет, и она успела родить канцлеру сына, находились почти напротив. Она пробудилась в то время, когда госпожа Югей изливала душу на рисовой бумаге.
Ива не часто видела сына, им занималась кормилица, и это её вполне устраивало, ибо забота о детях старит и препятствует удовлетворению телесных желаний. По обыкновению наложница пробудилась на исходе часа Дракона. Она умылась, служанки помогли ей одеться и причесаться.
Госпожа Ива позавтракала. Она решила прогуляться к живописному пруду, дабы собраться с мыслями и подумать, как противостоять Госпоже из Южных покоев.
Ива приказала служанке достать верхнее хаори цвета сикон
[132]
, расшитое орнаментальным рисунком из шёлковой нити с добавлением серебра, по утрам, после ночи, когда остывала земля, уже было прохладно. Облачилась, она направилась на прогулку, запретив служанке следовать на ней.
Госпожа Югей, закончив занятие стихосложением, уловила звук раздвигающихся фусуме. «А это кто? Неужели господин выходит от Югей?» – подумала она, и чуть отодвинув перегородку, выглянула в коридор, увидев лишь свою соперницу, госпожу Иву, удалявшуюся в полном одиночестве. «Она собралась прогуляться… Очень кстати… Необходимо поговорить с ней…» – решила она и тотчас приказала служанке подать тёплое кимоно.
* * *
Наложницы канцлера, некогда соперничавшие за ложе своего господина, встретились в китайском павильоне около пруда.
– Госпожа Ива, рада вас видеть, – Югей поклонилась.
– Благодарю вас, госпожа Югей… Что привело вас сюда в столь ранний час? – поинтересовалась госпожа Ива.
– Раздумья. Я заметила, что вы вышли из дома и направились в это живописное место. Не скрою, меня охватило желание последовать за вами…
Госпожа Ива удивлённо приподняла брови.
– Вероятно, ваши раздумья касаются именно меня?
– Нас обоих…
Госпожа Ива, сражённая словами соперницы, не выдержала.
– Говорите, госпожа Югей, не испытывайте моего терпения.
– Я и не думала этого делать. Господин Уми-Сайто совершенно не посещает мои покои, и не преподносит мне подарки. И это печалит меня, – призналась Югей. – А давно ли он вам уделял внимание?
Будучи в Исияме, госпожа Ива непременно бы пресекла неприличное любопытство Югей, но времена меняются.
– С тех пор, как здесь поселилась бывшая наложница сёгуна, эта так называемая Госпожа из южных покоев, я почти не вижу его. Мне стыдно в этом признаться, но я так тоскую о господине Уми-Сайто, он такой страстный любовник…
Госпожа Югей улыбнулась.
– О, да! Наш господин умеет доставить удовольствие женщине….
– Но к чему я всё это говорю вам?.. – посетовала на себя госпожа Ива.
– Потому, что мы – отвергнутые женщины. И у нас общая цель – уничтожить госпожу Хитоми, – пояснила Югей.
– Но как?
– Вы готовы помогать мне?
– Конечно, госпожа Югей! Но с одним условием: впредь мы не будем соперничать за сердце господина.
* * *
В это же день госпожа Югей написала письмо своему брату:
«Дорогой Канаиэ!
Очень по тебе скучаю, ведь мы не виделись с тех пор, как ты получил назначение в Гифу. Пошло без мало пять лет. Из робкой юной девушки я стала женщиной. Теперь я имею честь жить в поместье Момодзоно, что принадлежит господину канцлеру Уми-Сайто Санэмори.
Шесть лун назад, когда я ещё жила в Исияме, ты прислал мне письмо с известием о своей женитьбе. Я всячески радовалась за тебя и твою избранницу. Но, если быть откровенной, я как наложница знаю наверняка – мужчине недостаточно лишь одной женщины.
Поэтому я и пишу это письмо, ибо в поместье живёт очаровательная Ихара, дочь госпожи Хитоми, которая в своё время пользовалась особенной привязанностью господина Тоётоми Хидэёси. И насколько мне известно, он обещает за ней хорошее приданое.
Не мне говорить, дорогой братец, что значит, породниться с самим сёгуном, пусть даже взяв в наложницы его дочь. Надо признаться, что госпожа Хитоми перестала представлять для него какой-либо интерес, и он буквально переуступил её своему канцлеру. Но Ихара по-прежнему остаётся его дочерью. Я припоминаю, что в Исияме господин Тоётоми был всегда добр по отношению к ней.
Да и потом, ты окажешь мне огромную услугу, если устранишь нежелательную соперницу.
Жду тебя к празднику Любования клёнами, который состоится через семь дней».
* * *
Миёси Канаиэ несколько удивило послание сестры и, несмотря на дерзость намечаемого предприятия, но он нашёл его вполне разумным и своевременным, ибо его жена пребывала на том сроке беременности, когда плотские утехи становятся опасными, и в последнее он всё чаще подумывал о наложнице.
