Говоря это, Святослав взгромоздил куль перед седлом, уравновесил так, чтобы было одинаково на обе стороны, потом запустил руку в свою перемётную суму, достал горсть немолотого овса и стал угощать жеребца с руки. Несколько зёрен упали наземь.
Яровед, наклонившись, поднял их, пересчитал на ладони.
— Выпало семь. Счастливое число, боги пошлют тебе удачу. А что касаемо детородной силы… Сколь она могуча, сам ведаешь. И о том, как силу эту немереную можно в разные русла направлять. Воинская ярь помогает одолеть неприятеля, ярь весенняя дарует всему существующему жизнь новую. Нам же, кудесникам, сила та помогает познавать законы Свароговы, богам служить и людей лечить и всяческую помощь в трудные моменты жизни оказывать. А для того должны мы людей любить, — тех, кто сейчас живёт, и кто в Сварге уже пребывает, и коих ещё нет в Яви, но родятся. Должны крепко любить землю нашу, её реки, леса, нивы, каждый куст и каждую травинку, о чём они с Травичем и Стебличем речь ведут, понимать. Каждому проявлению жизни Сварожьей радоваться. С Пращурами великими беседу вести, из Яви нынешней с Навью прошлого и грядущего связи зреть, и как одно перетекает в другое, ведать. Для познания Вед и законов Сварожьих много сил и времени надобно. А семья всецело заботы требует, так что на прочее не остаётся. Хотя, бывает, и к нам, кудесникам, приходят женщины, по разным причинам без мужей оставшиеся, и желают обрести от нас дитя. Отказать такой женщине — значит, обидеть Рода-Рожанича, стать супротив его воли…
— Значит, и у вас бывают дети? — удивлённо повернулся к Яроведу Святослав.
Жрец улыбнулся:
— Младший из уехавших на возах отроков — мой сын.
— И он станет кудесником?
— Таков закон. Ежели рождается девочка, остаётся с матерью, а сын должен стать служителем того бога, которому посвятил себя его отец. И мой сын, если окажется способным, станет жрецом Ярилы. Далеко не каждый может идти такою стезёю, любить других больше себя. Великий Могун видит, в ком заложены эти способности. Юноши поступают в ученики к кудесникам, и те передают всё познанное в надёжные руки, чистую душу и светлую голову, дабы не прервалась духовная связь времён и поколений, так-то… Волховское умение требует от человека отдачи всех сил, а сие возможно только через Любовь, — к людям, миру и самой жизни, кои и есть наибольшее чудо. А по закону Прави, чем больше ты сотворяешь благих дел, чем щедрее отверзаешь душу, тем больше притекает к тебе сил небесных. Вот отчего мы, волхвы, обладаем такой силой, что… — С этими словами Яровед растворил ладонь. Твёрдая оболочка зёрен, лежавших на ней, оказалась лопнувшей, а из-под неё виднелись белые ростки. — Вот что может ярая сила, ежели овладеть даже самой малой её толикой…
Святослав изумлённо глядел на зёрна. Он не раз был свидетелем чудес, творимых кудесниками, но такое зрел впервые.
— И родить, и убить! — веско заключил жрец.
По возвращении в терем Святослав, чтобы, как говорил Яровед, «занять душу и разум», стал помогать матери Ольге в решении всяких великих и малых державных дел. Княгиня была приятно удивлена проявленным рвением сына. А вскоре они отправились в полюдье, разделив, где кому собирать дань. Объезжать княжество пришлось всю зиму, аж до весны.
Наступила уже ранняя весна, когда Святослав с небольшой дружиной возвратился в Киев.
Едва вступили на Подол, как чёрные тучи разверзлись-таки потоками сильного дождя, порой смешанного со снегом.
— Эх, не утерпело небо, не сдюжило, ещё самую малость — и дома под крышей сидели бы! — проворчал седоусый сотник Хорь, сопровождавший княжича. Опытный и мудрый не только в ратных, но и житейских делах, он часто был опорой Святославу в решении самых запутанных дел и тяжб.
— Заворачиваем на Подольский погост, раз такое льёт, там добрый гостиный двор есть, а заодно уж и последние дела решим? — предложил он Святославу.
Тот молча кивнул.
Гружёные возы потянулись далее — к княжеским амбарам и складам, а Святослав в сопровождении десятка своих людей заторопил коня к Подольскому погосту.
Пока привязывали коней под навесом, сбрасывали промокшие плащи и устраивались на лавах в гостевой избе, хозяева которой, суетясь, несли на стол угощение для усталых путников и важных гостей, посыльный известил тиуна о прибытии княжича, и малый вечевой колокол прогудел сбор.
Не успели поесть, как стал собираться люд — в основном мастеровой народ. Подоспел и Подольский тиун — дородный муж с тугими, как наливные яблоки, щеками и маленькими глазами под белесыми ресницами и бровями.
Он тяжело слез с коня и тут же стал распоряжаться, вытеснив добрую часть людей под проливной дождь, говоря, что князю надо побольше места.
Когда Святослав с дружинниками вышли, он, кланяясь, провёл их на почётные места, где лавы были застланы красными коврами. Потом, тыча пальцем в толпу, стал вызывать подолян:
— Выходи по одному пред светлые очи князя и сказывай, какую привёз дань!
Чаще всего люди платили тем, что изготавливали их умелые руки. Медники, гончары, кузнецы, латники, оружейники несли, везли на возах и катили на тачках всяк своё: горшки да кувшины, гвозди, подковы, заступы, выбеленное полотно, кожи, меха и много всего прочего, что давала обильная киевская земля и что способны были сотворить умелые подолянские рукомысленники.
Святославов казначей, придирчивым оком оглядывая товар, тупым концом стила затирал на восковых дощечках прошлогоднюю цифирь и записывал новую.
До позднего вечера тянулись вереницы возов к княжескому погосту. Многие оставались ночевать, чтоб засветло не пропустить очереди. Святослав со своими людьми спал тут же, в гостевой избе.
Сбор дани продолжался три дня. Всё это время дождь то прекращался, то начинал идти снова.
После того как всё было сдано, подсчитано и записано, приступили к разбору тяжб и жалоб. Тиун прочёл список тех, чьи дела следовало рассмотреть.
— Многие тяжбы могли бы и сами миром решить, не дожидаясь князя, — укоризненно заметил ему Хорь.
— Так… всё одно дела приспели к княжескому приезду, вот и решим разом, чтоб вдругорядь не собираться…
— Лукавит тиун, — вполголоса проворчал старый сотник, — дела приспели… небось кому-то «чёрным» показаться боится…
Между тем на крытый двор погоста кроме жалобщиков и ответчиков пришли старейшины и один из киевских кудесников, — для них тоже поставили скамьи. Собрались свидетели, соседи, а то и просто любопытствующие.
Старейшины, тиун и кудесник стали рядить дела. Святослав в основном наблюдал.
Но вот дружинники сторожевой сотни вывели на коло двух нурманских купцов, которые яро упирались, злобно вращали очами и отрывисто выкрикивали на своём языке что-то угрожающее.
— Что за шум? — спросил Святослав.
— Да вот, княже, купцов нурманских доставили, — доложил старший из охоронцев. — Мечами своими на Торжище грозили, — то ли цена им не понравилась, то ли товар. Мы им — пеню по три гривны с каждого в княжескую казну, а они не унимаются…
