Ольга больше глядела на сына, то радуясь, как он ест в охотку, то думая о своём, отчего на чело набегали морщины и хмурились брови.
С самого начала Святослав чувствовал, что мать хочет высказать ему что-то своё. В последнее время между ними всё чаще случались не очень приятные для обоих разговоры.
Наконец Ольга, вздохнув, промолвила:
— Святославушка, сынок, я что-то не очень хорошо себя чувствую, побудешь завтра со мной?
— Может, позвать кого из кудесников? — поднял глаза Святослав.
— Не надобны мне ни кудесники, ни сам Великий Могун с колдунами своими! — всё более раздражаясь, отвечала Ольга. — Я вопрошаю, ты побудешь завтра со мной?
— Завтра праздник Ярилы, — опустил глаза сын.
— Вот я и хочу знать, не собираешься ли ты отправиться на сборище упившихся простолюдинов? — Голос княгини зазвенел, готовый сорваться.
Святослав набычился, сдерживая себя. Воспитанное волхвами и славянскими традициями уважение к старшим, а тем более к матери, родившей его, не позволяло отвечать дерзко.
— Я пойду завтра в Ярилину рощу, — молвил он.
— В Ярилину рощу? — вскинулась Ольга. — Да там же игрища всякие непристойные и позорища творятся, девки голые бегают, разве пристало тебе глядеть на такое? Ты ж мал ещё, отрок совсем! Боже праведный! — восклицала она, всплескивая руками.
— Ярило — не только праздник детородной силы, но и яри воинской, — упрямо продолжал сын, — это святой для каждого славянина и воина день. Посему не могу я, мамо, не быть на святочном гулянье…
— Да кто ж говорит, что праздновать не надо? — подалась вперёд Ольга. — Останься со мной, родичи приедут, двоюродные, троюродные братья и сёстры твои, сходим вместе поглядим на службу в церковь Ильинскую, вот отец Михайлос как раз приглашать приходил. Ты ж ни разу не был, поглядишь только и сам увидишь, как там всё торжественно, чинно, благопристойно, вот истинное почитание Бога! Сынок! — Ольга взяла сына за руку и посмотрела на него умоляющим взором. — Если бы ты послушался меня, каким премудростям смог научиться у христиан. Сам бы просвещённым стал и дружину научил… Ты ведь знаешь, лежит у меня душа к Христовой вере. Послушайся матери, прими крещение! Вместе по этому пути идти будем!
Ольга взволнованно сжимала руку сына, очи её горели чудным огнём.
Святослав не выдержал, отвернулся и глухо проронил:
— Как могу я один принять другую веру? Что скажут обо мне мои дружинники, сотники и темники с тысяцкими? Да они смеяться будут! Прости, мамо, не могу… — закончил он тихо, но твёрдо, стараясь не глядеть на мать, чтоб не обидеть её жёстким взором. Он не смел поучать Ольгу, но и встать на предлагаемый ею путь тоже не мог. Чувствительный по натуре, он знал, какой камень оставляет своим отказом на душе любимой им матери. Но вследствие воспитания Асмуда, старых темников, учения Велесдара и собственного острого ума он глубоко проник в суть древней славянской веры, познал силу Сварожьих законов и потому не мог отступиться от того, что стало частью его самого, овладело мыслью и сердцем.
Трапеза закончилась в гробовой тишине. Святослав поблагодарил и удалился скорым беззвучным шагом.
«Словно пардус!» — мелькнуло у проводившей его взглядом Ольги. Ей живо припомнилось, как лежал, неестественно вытянувшись на медвежьей шкуре, мёртвый Кречет. После него в тереме больше не заводили прирученных пардусов, — слишком сильно переживал его смерть Святослав.
Сердце княгини зашлось острой болью. «Пардус долго не живёт в неволе» — это о нём, о её сыне вещал тогда старый колдун Велесдар. Хоть и помер, да успел опутать своими чарами Святослава. «Вдруг и правда что случится с сыном, ежели я насильно подчиню его своей воле? Ох, как тяжко в груди, как щемит и давит сердце, даже вздохнуть невмочь… Сынок, отняли они тебя у меня, забрали! Господи! Не стану я тебя неволить, сынок, будь что будет! Может, потом, подрастёшь, поумнеешь, сам во всём разберёшься…»
Теремная девушка, услышав не то вздохи, не то стоны, бросилась к Ольге:
— Что с тобой, матушка наша пресветлая, али захворала? Сердечко болит? Так мы это мигом, сейчас отварчику сделаем, попьёшь, всё и минет, касатка наша, княгинюшка…
Девушка кликнула ещё двоих, и они принялись обхаживать и успокаивать Ольгу, поить отваром боярышника, укладывать в постель. Но и выпроводив их, княгиня долго лежала без сна, погрузившись в нелёгкие раздумья.
С одной стороны, все славянские празднества похожи друг на друга: очищение души и тела накануне, поминовение предков, жертвоприношение, прославление богов, особенно тех, чьё свято приспело, и широкое вольное разгулье дня три, а то и более. И в то же время каждый праздник — особенный, не похожий на прочие, как не похожи меж собой времена года. Вот и сейчас Святослав знал, когда, где и как будет проходить празднование, но не ведал, как на сей раз отзовётся пробуждение ярой силы в его крови.
Осознание того, что ему уже пятнадцать лет, он воин призывного возраста, а значит — мужчина и имеет право взять себе жену, и что нынче он первый раз идёт в Ярилину рощу, — всё это наполняло душу новыми удивительными чувствами и заставляло ожидать от праздника чего-то таинственного и необычного. С детства он помнил его, как бьющий родник радости и веселья, непременными принадлежностями которого были крашеные яйца и пышные хлебы, мясо жертвенных овнов, девичьи хороводы, песни и пляски, взлетающие ввысь качели в Ярилиной роще. Но тогда он глядел на это издали, а сегодня вместе с Горицветом и другими юношами сам отправляется в священное Боголесье…
Ближе к вечеру молодёжь, кто на возах, кто пешком, надев лучшие праздничные наряды, потянулась к месту главного священнодейства. Святослав с Горицветом подошли позже. Берёзовая роща встретила их нежным и пьянящим духом свежераспустившейся листвы. На пологом холме у озерца девушки уже водили хоровод и пели звонкими чистыми голосами приветствие Яриле:
Боже, Яро Великий! В эту звёздную ночь
Ты на землю являешься,
Всё живущее — цвет и листва,
И трава пробуждается.
Всё объемлет великая радость, —
Зверя, птицу и стебель сочный.
Тебя, Боже наш, нынче славим,
Приди, приди в час полуночный!
Молодецкие посвисты парней и радостный визг девчат доносились со стороны поляны, где были сооружены качели. Показывая свою удаль, юноши на ходу перескакивали с одной качели на другую, катались вверх ногами, стоя на голове и придерживаясь за доску руками, спрыгивали, перекувырнувшись несколько раз в воздухе, и мягко приземлялись на молодую траву. Некоторые, сильно раскачавшись, на миг зависали вверх тормашками в самой высокой точке, тогда девушки испуганно-восторженно охали и заливались смехом. Потом парни катали девушек, но вели себя более степенно. Уже тут выявлялись пары, — сразу было видно, кто кому приглянулся и насколько слаженно они катаются.
Юноши собирались то тут, то там небольшими кучками, бросая горячие взоры на проходящих стайками девушек.
