Кандыба придвинулся ближе и тоже с интересом слушал лодейного начальника.
После Вертуна Непра возвращалась назад, к прежнему руслу, берега становились пологими и сближались между собой.
— Тут, за островом Таволжаным, ширина реки не превышает двухсот саженей, — рассказывал дальше начальник, — что является удобным местом для переправы с одного берега на другой, хотя течение здесь весьма быстрое. Перевоз именуется Таволжаным по имени острова, который мы только что минули. Видите, он покрыт густым лесом, — там на дубах обитают орлы, в липах щебечут весной соловьи и перекликаются иволги. И ещё растёт много таволги, или, иначе, лабазника, которым лечат коней от мочезадержания. К Таволжаному перевозу, — вёл дальше рассказ судопроводчик, — сходятся древнейшие дороги. С правого берега — Муравский шлях, по которому купцы издавна ездили к грекам по соль и рыбу. Переправившись на левый берег, — указал лодейщик рукой, — они попадали на Одвечный шлях, по какому ещё наши Пращуры-скифы ездили к грекам на полудень менять овец, шкуры и сало на их сукно, вино, золотые обручи и ожерелья. Однако в последние времена купеческих обозов почти не стало — их грабят и убивают в степях кочевники. Потому торговый люд предпочитает идти, как мы, водным путём — через Непру с её страшными порогами, в сопровождении вооружённой охраны.
За Таволжаным вдоль левого берега протянулся странный остров, похожий на какое-то чудовище, лежащее в воде головой на полночь, а хвостом на полдень.
— Что за остров такой? — обратился Кандыба к Славомиру, поскольку лодейный начальник ушёл по своим делам и прервал столь интересные пояснения.
— Змиева скала, — отозвался Славомир. — Я слыхал, будто это окаменевший змей, что некогда родился из огненного облака на Боспоре и был послан греками захватить нашу землю. И никто не мог одолеть его, потому как только отрубят витязи змею голову, а на её месте три новых вырастает. Это боги греческие дали ему силу чёрную, неодолимую. И возопили тогда наши Пращуры к богам — Сварогу, Перуну и Свентовиду, и те послали небесные рати Сварожичей. Пришли Сварожичи и огненными перунами поразили боспорского Змея. Тот упал в Непру и превратился в камень.
— Там и сейчас змей полно, — подключился к разговору второй кормщик, совсем ещё юноша, с мягким пушком на подбородке. — Видишь вон ту щель в скале над водой? — спросил он Кандыбу. — Это вход в змеиную нору. А внутри есть большая пещера, в которой сих гадов видимо-невидимо, и всё человеческими костями засыпано…
— Как же туда люди попадают? — удивился Кандыба.
— А в этой пещере имеется узкий выход на самую вершину скалы. Есть лихие люди, что молятся тут Великому Змею и приносят ему человеческие жертвы. Поймают купцов, привезут сюда и выспрашивают, где золото. Потом убьют и в расщелину бросят. Или прямо живыми в скалу бросают, а змеи их там жалят насмерть…
В это время над водой раздался глухой стон. Кандыба вздрогнул.
— Что это? — прошептал он с округлившимися очами.
— Где? — Было видно, что юный лодейщик тоже струхнул.
Неподалёку опять послышался неясный шум, который постепенно перешёл в звон, похожий на дрожание туго натянутой струны гуслей.
— Да ведь это Ревун! — облегчённо воскликнул кормщик. — Вишь, у правого берега камень торчит? Это он всяческие звуки издаёт, — то, бывало, стонет, а то так реветь начнёт, что слышно далеко-далеко…
— А вон то, что за остров? — любопытствовал дальше Кандыба.
Словоохотливый юноша отвечал ему, а Славомир был доволен, что получил передышку от объяснений своему неугомонному другу.
— Сей остров именуется Лисный, — ответствовал кормщик, — поскольку на нём добывают лисняк
[19]
.
— Лисняк, тот самый, что у нас в Киеве в окна вставляют? — уточнил Кандыба.
— И в Киеве, и в других градах. Он ведь слоистый, много листов для окон наделать можно, и свет хорошо пропускает.
Берега Непры разошлись, река разлилась спокойной гладью, однако лицо молодого кормщика враз стало озабоченным.
— Закалякался я с тобой! — в сердцах воскликнул он. — Не заметил, как к Волчьему Горлу подошли!
И мореход, подхватив шест, помчался к носу, где уже суетились прочие лодейщики. А прямо по ходу, перекрывая реку, возникли два огромных скалистых острова, между которыми оставалась только узкая протока длиной в двадцать саженей, в которой вода бешеной стремниной мчалась вдоль отвесных берегов.
— Вот оно, Волчье Горло! — проговорил Славомир, рукой указывая Кандыбе на стремнину между скалами. — Ширина лишь на несколько локтей превышает наш самый большой корабль да ещё петляет туда-сюда! А скалы знаешь как называются? Горе и Беда! Так что нам между Горем и Бедой проскочить надо и ни на одну не напороться.
Лодейщики прилагали все усилия, чтобы суда вошли в протоку Волчьего Горла ровно, без малейшей качки и колебаний, дабы не зацепить ни правой, ни левой скалы.
Подхваченные бурной водою суда с неимоверной — как казалось сидящим в них людям — быстротой помчались по течению. Лодейные начальники метались то с кормы на нос, то от одного борта к другому, кричали изо всех сил и, махая руками, просили-умоляли гребцов дружнее работать вёслами, а кормщиков — точнее править стерном, держа лодии в самой что ни на есть середине протоки.
— Боги киевские, подсобите!
— Гребцы-молодцы, и ты, ладья, лебедь белая, не подведите, выдюжьте!
— Пронеси нас поскорей, Стрибоже! Сохрани, Перун-батюшка! — раздавались выкрики и мольбы.
Лодии, всё больше увлекаемые пенистыми струями, неслись меж серыми гранитными стенами, о которые с грохотом и шипением ударялись водяные валы, осыпая людей брызгами и целыми потоками.
По привычке своей охоронной службы видеть всё, что делается вокруг, Славомир отметил, как сосредоточенны лица людей в час опасности. Христианский священник и толмач мелко крестились и шептали молитвы, когда очередной выступ скалы проносился совсем рядом с бортом. Только Ольга взирала на клокочущие водовороты с княжеским спокойствием. На самом ли деле она не боялась порогов либо так умело скрывала свой страх, кто знает. Лишь по настоянию лодейного начальника княгиня с провожатыми спустилась вниз, да и то скорей оттого, что ей досаждали водяные брызги.
— Охоронцы, встаньте кормщику на подмогу! А вы, пятеро, у шуйского борта с шестами наготове будьте, там у самого выхода коварный камень имеется! — распорядился начальник.
Разгорячённые, мокрые от пота и воды люди заняли свои места.
— Кормило одесную! — выждав нужный момент, махнул рукой начальник. — Шибче!
Кормщик налёг на стерно так, что жилы на его руках напряглись, казалось, до струнного звона. Развёрнутую под нужным углом лодию резко потянуло вправо от страшной скалы к свободной воде. Нос судна уже миновал чуть выступающий из воды валун, однако так близко, что…
