— Русь присылала бы нам воинские полки и невольников, мёд, рыбу, воск, меха, электрон. А наши священники помогли бы разъяснить россам веру Христову, и тогда тебе легче было бы управляться со своим вольным народом, ибо сказано в Священном Писании, что всякая власть есть от Бога и её чтить следует и исполнять. А особа верховного правителя — императора, архонта — священна, поскольку он — помазанник Божий на земле…
В этом месте толмач стал сбиваться, ему трудно было перекладывать библейские понятия на язык русов, и Ольга остановила его:
— Я знаю, отец Григорий рассказывал мне про это.
— Вот я и говорю, Ольга, отчего б нам не соединиться брачным союзом во благо наших народов? Я уже отмечал, что впервые встретил женщину, сходную со мной по уму. Само Провидение послало мне тебя, Ольга, поверь, это судьба!
Его слова вновь ввергли княгиню в замешательство, и невольный холодок пробежал между лопатками по спине. Да, она действительно понимает его с полуслова и вмиг уразумела, что ежели она согласится, то Византии совсем не нужен будет её сын язычник, а значит, он либо неудачно упадёт с лошади, либо выпьет не то зелье, — способов множество. А вскоре и она сама может последовать за сыном. Если вообще не станет первой…
— Ответь мне, — настаивал Константин, — согласна ли ты стать моей женой?
Ольга глядела вдаль, теребя в руках цветок розы. Шип вонзился ей в палец, и княгиня встрепенулась, словно очнулась от наваждения.
— Однако у тебя… — заговорила она, выталкивая слова, будто тяжёлые камни, — насколько я ведаю, уже есть жена…
— Пусть тебя это не беспокоит, — бесстрастно ответил император.
От этой холодной спокойной речи Ольге сделалось не по себе. Она вдруг одновременно и тонким женским чутьём, и разумом поняла, что возникшие перед этим опасения — не её досужие вымыслы, а истинные мысли императора. Эта простая догадка заставила похолодеть сердце.
— Для принятия столь важного решения мне нужно многое обдумать, — произнесла она, побледнев и потирая ранку на пальце.
Было видно, что Константину не понравился такой ответ. Но он сдержался.
— Подумай, — вяло обронил император.
— У меня есть одна просьба… — Ольга помедлила.
— Слушаю!
— Я желала бы, государь, чтобы мои люди приняли крещение в Царьграде…
Константин бесстрастно продолжал глядеть вдаль. Ольга прикусила губу.
— Это будет знаком моего доверия к тебе, — продолжила она. Константин повернулся и едва заметно улыбнулся:
— Я переговорю с патриархом Полиэвктом…. Надеюсь, мы останемся друзьями, — промолвил он, — ты ведь не сердишься на меня?
Ольга едва заметно качнула головой.
— И прекрасно… — Константин сцепил на груди руки, украшенные перстнями. — Я хотел бы иметь в доказательство какой-нибудь более весомый знак твоей дружбы. Не пришлёшь ли ты нам из Руси невольников, воску, мёда и своих храбрых воинов? У нас много врагов, арабы хотят захватить нашу землю и установить на ней магометанство. Мы же, как брат и сестра во Христе, должны оказывать друг другу помощь…
Княгиня не отвечала.
— Тем более по договору, заключённому с князем Ингорем, — продолжал император, переходя на деловой тон, — Русь обязалась давать своих воинов для защиты от наших врагов. И договор сей действует до сих пор, ведь так?
Ольга была вынуждена подтвердить согласием слова императора и обещала исполнить просьбу.
Когда они вернулись к свите, Ольга уловила мимолётный взгляд, брошенный императрицей Еленой сначала на Константина, а потом на неё. И как ни короток он был, но княгиня прочла в нём неимоверную тоску и страх. Потаённым женским чутьём императрица угадала надвигающуюся опасность ещё с того момента, когда Константин повёл гостью осматривать женскую половину, хотя это должна была сделать она, Елена.
Ольга, обращаясь к членам своей и императорской фамилии, сказала:
— Позвольте сообщить вам радостную весть: мои люди примут обряд крещения, и великий император соблаговолил лично переговорить об этом с патриархом.
Все стали поздравлять княгиню. Только лицо Елены почти не изменилось.
Не удостоив никого вниманием, она дождалась Константина, и императорская семья удалилась.
На подготовку к обряду ушло ещё некоторое время, прежде чем патриарх огласил дату. Крещение русов было решено произвести в самом роскошном и величественном храме Святой Софии, что являлся красой и гордостью не только Константинополя, но и всей христианской Византии. В нём венчали членов императорской семьи и именитых вельмож, крестили их отпрысков, короновали и отпевали императоров.
В тот день под его высокие своды через царский вход проследовала небольшая процессия. В притворе монахи помогли снять с вошедших обувь и омыли их ноги в золотых тазах. По обычаю, шедшему ещё из Иерусалимского храма, святость места богослужения не позволяла иметь обуви.
В обычное время, когда храм был открыт для всех, люди омывали ноги в главном притворе, где был устроен бассейн из яшмы, в который низвергали воду медные львы, а уходила она по подземным трубам.
Ольга в тонкой накидке, покрывающей волосы, и длинном белом одеянии из мягкого льна, ступая босыми ногами по цветным мозаикам, вначале удивилась, что каменный пол тёплый, однако потом вспомнила термы и поняла, что и здесь используется подогрев.
Вступив в храм, княгиня, хотя она уже бывала здесь несколько раз, вновь испытала восхищение от как бы парящего огромного купола и изображения лика святой Софии в золотом сиянии. Не могло оставить равнодушным и всё внутреннее убранство дома Божьего, которое представляло невиданную роскошь: стены, карнизы, подсвечники, иконостас и Царские врата в Алтарь — всё это было сделано из золота, серебра, слоновой кости и редких пород дерева, а украшено тяжёлой парчой и бархатом, жемчугом и драгоценными каменьями.
Ольга в сопровождении отца Григория остановилась невдалеке от Царских врат, а купцы, воины, служительницы и прочий люд направились к крестильне, или, по-гречески, баптистерию, где их уже поджидали епископы и несколько храмовых служителей.
Чистейшая вода в купели отражала свет бесчисленных лампад, искусно сделанных в виде виноградных гроздий.
Густой баритон патриарха Полиэвкта, читавшего молитву, наполнил своды торжественным речитативом. Время от времени его подхватывали где-то наверху невидимые певчие, и казалось, что это сами ангелы и святые, изображённые на мозаиках и иконах, выводят божественными голосами неземную мелодию.
Ольга не понимала слов, но церковное пение, неслыханное великолепие в золотом сиянии паникадил, аромат благовоний и царящая в храме торжественность вызывали удивление и благоговение в детски-наивной, как у каждого русича, душе княгини.
Один за другим русы вступали в золотую купель, где воды было по щиколотку. Продолжая нараспев читать молитву, патриарх изливал немного воды из золотого храмового сосуда на голову и брызгал в лицо, поскольку омовение было символичным.
