Невдалеке в очередной раз послышались призывные крики.
— Здесь мы! — громко ответила Болеся.
На тропе послышались торопливые шаги, замелькали отблески света — это с факелами спешили охранники, дворовые и теремные люди.
— Да ничего не стряслось, — стала успокаивать их Болеся, — гуляли мы, да и заплутали малость, потом к озеру вышли, а оттуда уже дорога знакомая…
Когда всё утихомирилось и подруги, накормив и уложив детей, остались одни, они вновь начали обсуждать гадание. После всего пережитого спать совсем не хотелось.
— По-моему, кудесник нам не всё открыл, — задумчиво говорила Ладомила. — Кто те окровавленные витязи, что я видела? Как вспомню, аж мурашки по спине бегут…
— Да мало ли, самое главное он сказал, что мужья наши живы останутся, — возразила Болеся, — ещё неизвестно, когда та война случится, может, через три лета или через пять, а может, боги и вовсе её не допустят…
Вольный лесной Стрибог влетал на открытую пристройку, где спали подруги со своими чадами. Те тихонько посапывали в колыбельках. Яркие звёзды рассыпались по небосводу, будто разбросанные чьей-то щедрой рукой драгоценные каменья. Близость неба, звёзд и загадочной бесконечности сливалась с волшебными видениями, пережитыми у старой мельницы. Волнующие ощущения неизвестного грядущего и счастливого нынешнего дня переполняли юных жён, и они всё делились своими мыслями и мечтами, покуда не погрузились в сладкий сон, в котором волшебные видения продолжались до самого утра.
И всё лето было на Руси таким же мирным и радостным. На полях колосилась яровая пшеница, жито, просо, овёс. Кияне просили Даждьбога и Перуна согревать их и поливать и ждали щедрого урожая. И Перун, внемля чистосердечным молитвам, гнал в облаках своих буйных коней, метал огненные стрелы на леса и поля, гремел и напитывал землю дождями. И тогда всё легко дышало чистым воздухом, тянулось к небу и расцветало. Розовыми огоньками вспыхивал в хлебах душистый горошек, распускались синие васильки и червонные маки, а на лугах укрывали землю разноцветным ковром белоцветы, девясилы, медовые златотысячники и нехворощи.
Кияне уже подсчитывали, сколько добра принесут им щедрые Овсени. Радовались, что укрощённые печенеги не совершают набегов. Что со времён правления Олега Вещего не нужно платить тяжкой дани хазарам, а княгиня Ольга берёт по справедливости. Хазары же приходят в Киев купцами. И кияне прикидывали, сколько на осенних торгах продадут или обменяют жита, пшеницы, мёда, сала и деревянных туков на породистых хазарских коней, а также на греческие вина, оливы, благовония, сосуды и золотые украшения.
Но не суждено было киянам дождаться Даждьбожьего дня и жатвы. Сбылось предвестие старого волхва — мельника Водослава.
С восточного полудня прискакал гонец со страшной вестью, что хазары сроились с печенегами и вместе идут на Киев. И что одних хазар там десять тем, и правит ими младший сын кагана Яшак, а печенегами — молодой Куря. И что, по всему, будет большая война. А на полудне и восходе сёла уже сожжены, разграблены, и люди русские убиты или взяты в полон.
Всполошилась, загудела земля киевская. Люди спешно стали убирать недозревший хлеб с полей, прятать в лесу пожитки, складывать самое необходимое на возы и стекаться в большие грады — Киев, Чернигов, Путивль, Нов-град, Любляну, Прилуки, Полтаву.
День и ночь шло движение по дорогам и тропам. В суматохе многие беженцы теряли свои пожитки и скот, родители — детей, жёны — мужей. И большинство бежали к Киеву, как дети к матери, ища приюта и защиты за его крепкими стенами.
Был срочно созван военный Совет-Рада, и первые полки вышли навстречу врагу. Веряга со своей конной дружиной направился к полудню, чтобы перенять печенегов, а Издеба с Притыкой на восход, где сразу схватились с хазарами Яшака. Так по-своему его называли русы. Хазары же выговаривали «Яссаах», а на самом деле при рождении ему было дано имя Исаак, поскольку верхушка Хазарского каганата исповедовала иудейскую веру.
Младший сын кагана был горд, самолюбив и напорист, к тому же ощущал поддержку Византии, подстрекавшей каганат к войне с Русью, и не только на словах. Перед тем как идти на Киев, хазарские воины под руководством византийских стратигосов старательно учились греческой и русской манере боя, перестроениям и всяким хитростям, применяемым в схватке. Стратигосы, хоть и в малом числе, и сейчас шли с тьмами Яшака, и польза от них была немалая. Несомненно, что план, тщательно разработанный ещё весной, будет успешно осуществлён. На Руси нет сейчас сильных князей, как прежние варяги Ольг с Ингардом. За время правления Ольги могучая держава ослабела, Хазарский каганат и Волжская Булгария отторгли у Киева северские и вятские земли, прибрали и радимичей под свою руку. На полудне хазары вновь заняли Корчев и Тьмуторокань и стали брать дань со всех торговых караванов, идущих через Киммерийский Боспор. Земли солнечной Таврики разделены между хазарами и византийцами, настроившими здесь свои климаты. Нужно быть глупцом, чтоб не расправиться с Киевской Русью, покуда не вошёл в силу новый князь.
Яссаах видел, что его обученные тьмы идут, гораздо скорее преодолевая заслоны русов, чем в прежние набеги. Ещё день-два, подоспеют печенежские тьмы Курыхана, и тогда Киев падёт!
Здесь опять пригодились советы Византии о том, чтобы заключить военный союз с печенегами.
«Пачинакиты таковы, что могут объединиться с россами, как уже было не однажды, этого нельзя допускать! Лестью, хитростью, посулами большой доли добычи надо привлечь пачинакитов на свою сторону!»
Не знала княгиня Ольга, что такими словами наставлял своего наследника и стратигосов уязвлённый Константин Багрянородный, не простившей русской княгине её дерзостного отказа и последнего послания через купцов. «Я не повторю ошибки Великого Кира, который хотел получить руку и сердце царицы скифов Сиримат-Тамирис, а нашёл на бескрайних полях варваров свою смерть, — подумал, злорадно улыбнувшись, император, — я не пойду сам и даже не пошлю армию, пусть пачинакиты и хазары сражаются с непокорными россами. Я мыслитель и стратег, а не грубый мужлан, и могу наказать строптивую варварку их руками…» Довольный собой, Константин с удовольствием подставил потное лицо лёгкому порыву морского ветра, сидя на той самой террасе, где он беседовал с архонтиссой россов. Император не ведал ещё, что не пройдёт и года, и смерть от руки женщины всё-таки настигнет его, а затем и сына Романа, занявшего престол. И женщиной той будет совсем не архонтисса россов и не вражеская лазутчица, а лично им, императором, выбранная прекрасная Анастасо, дочь лавочника, получившая при дворе имя Феофано — «богоявленная».
Посуровела челом Ольга, когда прибывшие от Издебы и Притыки гонцы доложили, что русские тьмы не могут остановить хазар, поскольку те сражаются по всем правилам ратной и конной науки, — водят полки и молодым Месяцем, и Ядром с Крыльями, и перестраиваются, и в Перуново коло норовят русичей взять.
Всерьёз встревожились в Киеве. И после совещания со Свенельдом и темниками княгиня Ольга объявила всеобщий воинский призыв. Каждый муж возрастом от пятнадцати до шестидесяти лет должен был взять в руки оружие и встать на защиту родной земли.
