— Тяжко идти? — спросил Велесдар.
Святослав только шумно сопел, не желая признаваться в слабости.
— Жалко кинжала? — опять спросил волхв, будто заглянул в душу. — Да, чем красивее вещь, тем крепче она к себе привораживает, тем труднее избавиться от её власти… Хочешь, я тебе одну байку расскажу, — неожиданно предложил ведун.
— Расскажи! — повеселел Святослав.
— Было это в глубокой древности, когда Пращуры наши ещё землю не пахали и пашницу не сеяли. Гоняли себе скот по степям — коров, быков, коз, овец и коней, молоком-мясом кормились да степными травами, а зерно выменивали на кожи, сало и овечью шерсть.
Науки тогда особой не ведали, грамота невелика была, — что надо, на чурку резали, и того для дела хватало. Жили просто, зато скот свой знали, как кудесник книгу, лечить умели, выхаживать, умели драться, защищая своё добро и семьи, и друг другу всегда говорили лишь правду. Никто не ведал тогда лжи, зависти, коварства, обмана. Слушались старейшин, которых выбирали, почитали Дедов, уважали Баб, берегли детей, помогали слабым. И всякому, кто приходил с миром, давали Пращуры есть-пить и место у костра, ночлег и помощь, ежели требовалось. А всяких воров, что на стада зарились, отважно изгоняли прочь.
И был старейшиной того рода Усила по прозвищу Добрый, потому как незлобивый характер имел. Он, как и все его люди, спал в телеге на сене, накрывшись попоной. А ночью вставал и шёл проверять дозоры, — и горе тогда тем, кто уснул в траве! Усила своим толстым кием так огреет, что надолго запомнится, стражник — он ведь за всех в ответе, проспит, не уследит — быть беде!
На Заре вставали Пращуры, умывались студёной водой, молились на восток и богов славили. И приходил к ним бог, как простой старец в свитке, говорил с людьми, подсказывал. А люди те в простоте своей думали, что это старый дед с ними речь ведёт. Отвечали ему с уважением, а потом видели, как он улетал в небо ясным соколом, а то быстрой ланью скрывался в траве.
И давали боги приумножение скота и добра всякого, что для жизни надобно. Но и лишнего не давали им боги, потому как от лишнего человек растрачивается, от лишнего жена портится, сыны гуляют, работу бросают, дочки расходятся по чужим людям, и от лишнего человек остаётся один сам с собой, всем лишний.
Так жили Пращуры небогатой, но радостной и вольной жизнью.
Но пришли как-то раз чужестранные купцы-гости, стали показывать серебро-злато, украшения всякие, каменья самоцветные, предлагая менять на овчину с говядиной.
Загорелись очи у жены Усилы — Гордыни. Набрала она серебра-злата, стала в косы вплетать, на руках кольца-браслеты носить, тело парчой-бархатом обвивать. А за ней все другие жёны и девицы стали так делать. Мужчины же и юноши начали оружие украшать, конскую сбрую и друг перед другом хвалиться — у кого уздечка красивее или бляха искуснее.
Зависть и гордость поселились в людях, исчезла прежняя простота нравов, и даже Усила Добрый заскучал от такой жизни. А Гордыня между тем мужа подтачивала своими речами, как вода крутой берег: мол, мало у нас серебра-злата, а у соседей вон, рекут, большие богатства есть, и ежели их отобрать, всем хватило бы, а Усилу за то ещё больше величать станут…
Не утерпел Усила, приказал готовиться к войне. Пошла тогда ещё худшая жизнь — вместо того, чтоб смотреть за скотом и выполнять каждодневную работу, надо было кузницы ставить, ковать пики, мечи, ножи и идти на войну посреди лета. А соседний старейшина прознал, что Усила на него идти собирается, и тоже велел оружие делать, запасы копить и упражняться в воинском деле.
И вот сошлись бывшие соседи в злой и беспощадной сече, вытоптали зелёные пастбища, сожгли станы и перебили друг друга. Глядя на них, и другие роды войну начали, и вскоре по всей земле, где Пращуры жили, встали люди один против другого. И не было от того ни капли добра, а только реки крови и ненависти. Скотину перебили и поели, пастбища вытоптали, горшки и кувшины побили, так что ни кашу сварить, ни воды принести не в чем было. И стали русские роды как овцы без Велеса.
И пришли тогда купцы иноземные, что злато-серебро Пращурам давали, да не одни пришли, а с великим войском и без труда одолели русов. Усилу, что некогда Добрым звался, зарубили, а с жены его Гордыни серебро-золото сняли, парчовые одежды сорвали, на шею верёвку накинули и привязали к возу вместе с другими пленниками. Угнали скот, продали многих Пращуров в рабство, а земли их себе взяли. И долго так было, пока не помирились роды, скопили силы, объединились и смогли вместе одолеть врагов.
Так-то, Святославушка, — вздохнул старик, — хоть и было это в глубокой древности, о которой и самый старый ворон не крячет, однако люди с тех пор не изменились. А искушений теперь ещё больше имеют от серебра-злата, власти, роскоши, изысканных яств, дорогих одежд, богатых храмин. И ежели врага на поле храбростью одолеть можно, смелостью, умением воинским, то власть вещей намного коварнее будет. Подобно греческому вину, она захватывает в полон душу и затмевает разум, и тогда уже ничем её одолеть нельзя. Самое верное оружие против этого — Купальская чистота, Перунова Правь и Велесова мудрость. Запомни, княжич, основной закон Бытия, завещанный нам богами, гласит: чего лишнего, то не надобно. Вещи только тогда послушны, когда используются по назначению. Кинжал ведь был у тебя больше для красоты и хвастовства, чем для дела, верно? Так что нынче, княжич, ты не кинжал, а оковы тяжкие выбросил. Не переживай и не жалей. Придёт время, и ты научишься владеть и вещами, и оружием, и ещё многим другим…
— А как скоро, отец Велесдар? — вскинулся княжич.
— Научишься, — улыбнулся кудесник. — Время, оно, слава Числобогу, на то и дано, чтобы ждать своего часа и готовиться. Но коли уж придёт, не проспать и крепко ухватить за узду, не то, как быстрый скакун, унесётся прочь в бескрайнюю степь…
— Зря Снежка отпустили, — вспомнил про своего коня Святослав, — на нём мы быстро могли доехать куда надо.
— Конь ухода требует, его кормить, поить, чистить, выгуливать надобно. Конюшенных тут нет, а у нас с тобой на это времени не будет, да и ездить нам некуда — кудесники всегда пешком ходят. Ну, отдохнули, пойдём дальше! Старайся ступать мягче, — наставлял старик, — хотя тебе сапогами трудно землю чуять, ну ничего, доберёмся.
Святославу казалось, что они шли всю ночь, наполненную странными звуками неведомых птиц и зверей, лесных духов и призраков. Но когда наконец вышли на поляну со старой, чуть покосившейся избушкой, над деревьями только стала восходить Луна.
— Здравствуй, мать Макошь! — приветствовал её Велесдар. — Благодарствуем, что выглянула своим светлым оком, вот мы уже и дома!
Велесдар взял большую лучину из кучи заготовленного хвороста и зажёг её от дымящихся углей кострища, обложенного камнями посреди поляны. Прикрывая ладонью дрожащий огонёк, внёс его в избушку, отворив дверь, подпёртую палкой. Святослав вошёл следом. Внутри приятно пахло травами и мёдом. Поднеся лучину к старому кувшину с узким горлом, стоявшему в миске с водой, волхв зажёг ещё две, опустив и принесённую. Огоньки, потрескивая, осветили колеблющимися язычками скромное убранство избушки, показавшейся Святославу чрезвычайно низкой и тесной.
