— Эти идиоты выпустили из банок со взбитыми сливками углекислый газ и нанюхались им.
— А как шеф узнал, что это они?
— Какая разница?
Минотавр наклоняет голову. Чтобы отрезать второй ломтик, требуется чуть ли не хирургическая точность.
Майк и Шейн возвращаются из кухни с чистыми пепельницами и бутылкой масла для светильников. Следом за ними шагает Граб. У него сердитое лицо, но он держит себя в руках.
— Повторного предупреждения не ждите, — говорит он спокойно.
Майк, похоже, относится к словам шефа серьезно, но Шейн, подходя к пустому столику рядом с круглым столом, который обслуживает Келли, скалится. Минотавр нервничает, стараясь не попасться Шейну под ноги, но вместо этого сталкивается с ним.
— Топай отсюда!
Минотавр пытается отойти в сторону и снова натыкается на юношу.
— Пошел прочь, чучело! — говорит ему Шейн. — Клоун окаянный.
Клиенты за столиком Келли перестали есть и разговаривать.
— Хватит, парень, — произносит Граб. — Ступай прочь сам! Причем сию же минуту. Получишь свой чек, когда принесешь форму.
— Тебе нужна твоя сраная форма? — повернувшись к Грабу, спрашивает Шейн.
Он развязывает фартук и, скомкав его, швыряет под ноги шефу. Затем наступает очередь галстука-бабочки. Шейн выразил свое отношение к Грабу. Здравомыслящий человек на этом бы и остановился, но Шейн не таков.
Минотавр пытается сосредоточиться на работе: надо разрезать порцию мяса на три тонких ломтика. Он проделывает первое движение ножом.
Достав из кармана сметку, Шейн швыряет ее в Дэвида наподобие ножа. Дэвид уклоняется в сторону. Тонкий алюминиевый инструмент отскакивает от зеркальной стены.
— Отдам я тебе твою сраную форму, — говорит юноша.
Даже Граб, по-видимому, ошарашен, когда к его ногам падает рубашка с манишкой в оборках. Разъяренный Шейн без рубашки стоит посреди обеденного зала в тусклом свете свечей и настенных светильников. Из его ноздрей вырывается шумное дыхание, на бледной мускулистой груди выделяется крест темных волос, проходящих вдоль грудины и соединяющих соски. Соски эти, невольно подумал Минотавр, очень похожи на ластики.
Даже самый неразумный человек тут бы и остановился.
— Вот тебе твоя гребучая форма, жирный ублюдок!
Шейн расстегивает брюки и роняет их на пол. Все видят, что он без нижнего белья. Минотавр ничуть этому не удивляется. Клиенты, сидящие за столом Келли, ошарашены. Все охают, одна дама пролила на пол содержимое бокала. Кажется, разум совсем покинул юношу. Граб, Келли, немногочисленные посетители и официанты смотрят на происходящее, не веря своим глазам.
— Ты доволен, Граб? — спрашивает Шейн. — Теперь ты доволен?
Молодой официант злится и нервничает. Пот струйками льется у него из подмышек по ребрам, бедрам, блестит на волосах срамного места. Мошонка у него задралась и прижалась к телу, и головка съежившегося члена выглядывает из темного гнезда словно рыльце диковинного зверька. Минотавр чувствует его запах.
Всякий, кто работал на кухне, знает, что тупое лезвие — опасная вещь. Минотавру следовало бы найти время и наточить нож, прежде чем отрезать такой тонкий кусок. Но и при наличии острого лезвия происходит такое, что привлекает к себе общее внимание.
— Вот она где, твоя первосортная мясная косточка, — говорит Шейн, обращаясь к Грабу, к Минотавру, ко всем, находящимся в помещении. И, ухватив одной рукой свои гениталии, трясет ими.
За свою жизнь Минотавр видел немало людских тел, и шокировать его сами по себе они не способны. Другое дело, при каких обстоятельствах появляется обнаженное тело, насколько оно уместно. Когда Шейн стоит голый посреди ресторана, обливаясь потом, с бледными ногами, такой злой и мужественный, что от его мужского достоинства так и несет, все это настолько неуместно, что Минотавр забывает, что работает ножом. Он на мгновение задумывается над тем, почему, собственно говоря, он должен наблюдать это непристойное зрелище, и в это мгновение лезвие, отрезав кусочек жареного мяса, цепляет кончиком большой палец руки, держащей вилку.
— Аррр!
Сквозь рассеченную плоть виден кусок белой как мел кости.
В довершение всего Шейн отхаркивает большой сгусток мокроты и сплевывает его на пол, где валяется его скомканная одежда. Прежде чем кто-то успевает пошевелиться, он исчезает за дверью. Следом за ним из зала уходят клиенты, сидевшие за столиком Келли. Граб даже не пытается их удержать. Схватив полотенце, Минотавр прижимает его к ране и фыркает.
— Дай взгляну, — говорит Келли.
На этот раз, в отличие от инцидента на кухне, Минотавр разрешает девушке взглянуть на рану.
— Надо наложить швы, — заявляет Граб.
— На Шестьдесят девятой есть клиника «скорой помощи», — напоминает Келли. — Я отвезу его.
Два несчастных случая за две недели.
Граб уходит, чтобы вызвать полицию.
После того как Келли с Минотавром покидают ресторан, Джо-Джо, Мейнард и мойщики посуды спорят о том, кому наводить порядок. Оказавшись в автомобиле, Минотавр с удовольствием вдыхает своими черными ноздрями запах Келли, от которой пахнет жареным мясом, сигаретами, ароматизированным маслом.
— С тобой все в порядке? — спрашивает девушка. — Не могу поверить, что он оказался способным на такое.
— Угу.
Останься Минотавр один, он бы запел. Рана дает о себе знать, полотенце пропитано кровью, но Минотавр и не такое видел. Честно говоря, если бы он знал заранее, что Келли повезет его в клинику, он бы порезал себе палец еще раньше.
Келли говорит без умолку.
— Ты сегодня здорово потрудился, М. Несмотря на то… ну, ты понимаешь, о чем я.
— Спасибо, — с трудом проговорил он.
— Я давно уже хотела тебе сказать, что очень сожалею о том случае с Эрнандо.
Минотавру хочется поговорить о чем-нибудь таком, что можно было бы четко выразить. Келли с готовностью приходит ему на помощь.
— Не знаю, что заставляет таких людей, как Шейн, так себя вести. Должно быть, подлость.
У Келли дурная привычка вести автомобиль, держа одну ногу на педали акселератора, а другую — на тормозе, бессистемно то набирая скорость, то сбавляя. Это особенно заметно, когда она разговаривает. Не будь это Келли, Минотавр давно бы уже разозлился.
— Такие типы очень напоминают хищных птиц. Отыскав слабое место, они клюют в него и клюют.
Несмотря на поздний час, в клинике «скорой помощи» немало пациентов. Возможно, именно потому, что час поздний. Должно быть, в темное время людей так и тянет наносить друг другу увечья. Флюоресцентные лампы и царящее в клинике напряжение заставляют испытывать боль даже тех, кто не пострадал.
