Верхняя одежда Марии была распакована, проветрена и отглажена, пока она спала. Теперь Джин Синклер, или Жанна Сен-Клер, как ее стали называть во Франции, разложила ее для своей госпожи.
Марию и Елизавету отвели в другую комнату, где был накрыт завтрак – le petit dйjeuner для дофина, а также для четырех Марий и трех Стюартов. Стол ломился от корзинок с фруктами, блестящих булок с плетеными хлебными косичками и нескольких больших круглых предметов со срезанными краями, уложенных на подносы.
Франциск уже сидел на своем специальном стуле с высокими ножками и положил себе немного еды. Он угрюмо смотрел на тарелку, но, когда вошла Мария, поднял глаза и улыбнулся ей.
Братья Стюарты – Джеймс, Роберт и Джон – с подозрением рассматривали предложенные яства.
– Что это? – спросил Роберт, указав на круглый предмет бледно-желтого цвета.
– C’est fromage, de Normandie
[15]
.
– А это как называется по-французски? – спросила Мария и указала на глубокую тарелку с персиками.
– Pкches, – ответил Франциск.
– Pкches, – повторила Мария.
Французские дети засмеялись над ее произношением.
– Pкches, – она постаралась выговорить как можно точнее. – А это? – Мария указала на банку с фруктовым джемом.
– La confiture, – сказал Франциск. Он выглядел довольным собой и явно ощущал себя знающим человеком.
– La confiture, – повторила она, тщательно имитируя его произношение. – А это? – она указала на буханку хлеба.
– Du pain! Du pain! – хором воскликнули французские дети.
Попробовав понемногу всего, что она назвала, Мария вскоре съела так много, что почувствовала тяжесть в животе. Но дети наслаждались трапезой, помогавшей им лучше узнать друг друга. Теперь им не терпелось выйти на улицу и посмотреть на подарок, который привезла с собой королева Шотландии: миниатюрных лошадей.
Маленькие мохнатые лошадки ждали их во дворе, оседланные и готовые к прогулке. Там был собственный пони Марии по кличке Юнона, а также Синдерс, принадлежавший Пышке. Рядом стояло около десятка других лошадок с далеких островов у северного побережья Шотландии большей частью темно-коричневой масти и покрытых густой грубой шерстью.
– Выберите того, который вам больше всего понравится, дорогой Франциск, – сказала Мария и указала на пони.
Он улыбнулся, не понимая шотландского языка, но правильно истолковал ее жест. Прихрамывая, он подошел к одной из самых маленьких лошадок с белой звездочкой во лбу.
– Я хочу выбрать эту, s’il vous plait! – воскликнул он. – И я назову ее Марией в честь моей гостьи и невесты!
Все рассмеялись.
Следующие несколько дней были посвящены изучению замка Сен-Жермен-ан-Лэ. На плоской крыше дворца росли деревья в кадках и цветы в длинных ящиках, а маленькие скамьи и навесы обеспечивали приятный отдых для людей, ходивших по крыше и обозревавших сельскую местность и долину Сены внизу. Король собирался построить соседний дворец на вершине склона, с террасами, спускавшимися к реке. Туда можно было бы попасть прямо из старого замка или по длинным лестницам, расположенным по обе стороны от нижнего уровня. Подготовка к строительству уже началась.
Хотя король был занят государственными делами, инспектируя северные регионы Италии, которые он намеревался присоединить к Франции, он регулярно слал письма на север и заверял гостей, что они с королевой приедут так скоро, как позволят обстоятельства. Между тем герцогиня де Валентинуа выступала как полноправная представительница Его Величества.
Герцогиня организовала встречу с братьями Гизами, родственниками Марии. Она также нашла шотландца, свободно владеющего французским языком, и сделала его личным переводчиком королевы. Шотландское происхождение было необходимо, так как никто из французов не говорил по-английски или по-шотландски; даже послы, назначенные в Лондон из Франции, Италии и Испании, почти не знали английского. Это был незначительный язык, исключительно местный, а потому бесполезный и пренебрегаемый дипломатическим сообществом. Но некоторые шотландцы стремились к службе за рубежом, и во Франции можно было найти людей, говоривших на двух языках.
Трое наиболее могущественных представителей рода Гизов – мать и старшие сыновья – с блеском приехали в Сен-Жермен из своей фамильной резиденции в Париже. Пожилая герцогиня Антуанетта с прямой спиной и таким же твердым характером (она распорядилась поставить свой гроб в галерее перед ее комнатой, чтобы видеть его, когда шла на мессу каждое утро), мать двенадцати детей, кумир и источник поддержки для ее дочери Марии де Гиз, как всегда была одета в черное. Ее грозный сын Франсуа, которого называли le Balafre
[16]
из-за боевого шрама на щеке, достигший тридцатилетия и находившийся в том же возрасте, что и король, ехал на огромном гнедом коне. Его младший брат Шарль, который короновал Генриха II и стал кардиналом лишь пять дней спустя в возрасте двадцати трех лет, ехал на муле с серебряной упряжью, покрытом шелковой попоной. Они прибыли вместе, словно волхвы, чтобы увидеть ребенка, на которого все трое возлагали большие надежды – принцессу и королеву, которая появилась, как звезда на севере, чтобы направить Гизов к их высшей славе. Выйдя замуж за дофина, но сохраняя преданность семье и следуя наставлениям родственников, Мария Шотландская в буквальном смысле становилась их путеводной звездой. Любой ее ребенок на одну четверть будет Гизом, и тогда их род возвысится наравне с королями.
Действительно, Гизы провозглашали свое происхождение от Карла Великого, но их родословная уходила в туманное и мифическое прошлое, а эта вроде бы умная и хорошенькая девочка воплощала для них настоящее и будущее, нечто гораздо более реальное…
Поэтому они с готовностью отправились в путь и теперь поднимались к замку по крутому склону, благодарные за то, что легендарная удача Гизов не изменила им и они встретятся с Марией до того, как это сделают король и королева. Разумеется, хитроумная мадам де Пуатье уже жила вместе с детьми, но в политическом смысле она была лишь отражением короля, точно так же, как луна, ее символ, а Диана-охотница всегда уступала дорогу Аполлону.
Нельзя сказать, что печальный, довольно робкий и лишенный воображения Генрих II действительно походил на Аполлона, однако ему нравилось сравнивать себя с этим божеством, и придворные льстецы поощряли его слабость.
В замке Сен-Жермен их проводили в Зал аудиенций, самый роскошный из всех. Если это было сделано с намерением вселить в них благоговейный трепет, то уловка не сработала. Замысел выглядел слишком прозрачным. В их собственном замке Мёдон имелись не менее впечатляющие апартаменты. Королева-итальянка действовала более изощренно… рядом с ней никогда нельзя было понять, чего вы достигли и в чем заключается ее тайный план.