– Чтобы я мог тебе позвонить в случае его появления?
– Да. Но не просто позвонить, а позвонить условным звонком. Вадим Павлович хитер как змей.
– Но он ведь может понять, что я пошел звонить по телефону. Или услышит звуки диска, когда буду набирать номер. У меня дверь не обита. Все слышно.
– Не поймет и не услышит, если сразу после звонка в дверь ты пустишь воду в ванной или выведешь магнитофон на полную мощность. Потом ты подходишь к двери, выясняешь, кто там. И если у тебя возникнет хоть какое-то подозрение, просишь подождать, объяснив, что хочешь убрать шум. Набираешь нужный номер. Сюда или ко мне на работу, в зависимости, когда это произойдет. Услышав мой отзыв, стучишь пальцем по мембране.
– Ясно, – не сразу сказал я. – Ну а дальше?
– Дальше, убрав шум, ты снова подходишь к двери. И как можно дотошней, всячески затягивая время, начинаешь выяснять, кто пришел. Чтобы успела подъехать милиция. План ясен?
– Только разве я смогу удержать его у двери так долго? Милиция раньше чем минут через пятнадцать не приедет. А приедет – начнет расспрашивать. Что говорить?
– Говори все как есть. Скрывать нам нечего.
– И про поездку под Смоленск тоже говорить?
– Про поездку… – Сашка помолчал. – Про поездку пока воздержись. Пока.
– Почему? Ведь все равно выплывет? Рано или поздно.
– Выплывет, будем думать. Пока же особо распространяться не стоит.
– Почему?
– Из-за Вадима Павловича. А также Юры и Жени. Если кто-то из них останется на свободе и узнает, что мы их валим, нас точно прирежут. Без вариантов. Так что лучше рассказать о поездке как можно позже. Когда мы будем знать точно, что их всех взяли. Всех до одного.
Сашка замолчал. Молчал и я, разглядывая мастерскую. Примерно треть помещения занимали приставленные к стене готовые картины. Еще треть – место для работы, с мольбертом и стоящим перед ним на подставке начатым холстом. Из мебели – только составленные углом два плюшевых дивана и стол.
Наконец Сашка встал:
– Ладно, Серый. План у нас есть. В остальном же не будем ломать себе голову. Поедем к тебе? Ты ведь обещал белье.
– Обещал. Едем.
Возле моего дома мы сделали все так, как предложил Сашка. Девятка была поставлена рядом с шестеркой, мы с Сашкой незаметно осмотрелись и, не увидев ничего подозрительного, поднялись ко мне в квартиру.
У меня Сашка пробыл недолго. После того как мы выпили кофе, он захватил белье и вышел через другой подъезд. Минут через пятнадцать он позвонил и сообщил: до мастерской ему удалось добраться без приключений.
Подтверждение алиби
Мысль, что Новлянская все же как-то связана с Вадимом Павловичем, не оставляла Рахманова после ее допроса.
На следующее утро он укрепился в ней еще больше. Но прежде чем разбираться с Новлянской, надо было выяснить истинную роль Лотарева. Поэтому на следующий день после допросов Рахманов выехал на Сенеж – проверить алиби Лотарева лично.
В машину, «уазик» ГУВД, заказанный на весь день еще с вечера, он сел лишь в начале одиннадцатого. Узнав, что водитель бывал на Сенеже, уточнил задачу: нужно не просто доехать до озера, но еще и найти одну, а может, и несколько точек на его берегу. Сказав, что на месте они наверняка разберутся, водитель тронул машину. Ведомый опытной рукой «уазик» вывернул на улицу Горького, затем без помех добрался до Ленинградского шоссе, а еще минут через сорок свернул к Сенежу.
В поисках базы «Рыболов Сенежья» Рахманов хотел было руководствоваться лишь показаниями Лотарева, но в конце концов пришлось несколько раз останавливаться, чтобы выяснить маршрут у встречных. Наконец, выехав из редкой приозерной поросли и прокатившись метров сто по поляне, они остановились у базы. Рахманов спрыгнул на землю, и тут же раздался яростный собачий лай. Натягивая закрепленную на проволоке длинную цепь, крупный молодой пес, угрожающе рыча, бросился на металлическую сеть. Упругая сеть его отбросила, и он опять кинулся на нее, заливаясь лаем.
Чмокнув собаке, отчего она залаяла еще свирепей, Рахманов крикнул:
– Эй! Есть кто-нибудь?
Собака продолжала лаять и метаться, явно пытаясь сорваться с цепи. На призывы Рахманова, повторенные несколько раз, никто не ответил. Но судя по затянутым холстиной лодкам у причала, подметенным дорожкам, аккуратным кучам палых листьев, база покинутой не была.
Обойдя забор, Рахманов нашел ворота. Крикнул что было сил:
– Эй, люди! Отзовитесь!
На этот раз его услышали. В среднем домике стукнула дверь, заскрипели шаги по гравию дорожки. Наконец из-за домика вышел невысокий худощавый человек, одетый в свитер грубой вязки и джинсы. На вид ему было около шестидесяти. Остановившись, приказал собаке: «Дик, молчать! А ну, кому сказали!» Та, рыкнув еще раз для порядка, замолчала, улеглась на землю.
Человек посмотрел на Рахманова:
– Вам что?
– Простите, можно кого-нибудь из служащих?
– Я служащий. По какому вопросу?
– Я из прокуратуры. Мне нужно с вами поговорить.
Человек подошел ближе; блекло-серые глаза стали настороженными.
– Интересно, что это может у нас понадобиться прокуратуре?
– Ничего особенного. Просто мне нужны ваши свидетельские показания.
– Свидетельские показания?
– Да. Вы выйдете или я зайду? Как вам удобней?
Человек взглянул на машину, снова посмотрел на Рахманова. Склонил голову набок:
– Пожалуйста, заходите.
Пройдя в калитку около ворот, Рахманов показал развернутое удостоверение:
– Рахманов Андрей Викторович. Следователь прокуратуры.
– Голиков Николай Иванович. Работаю здесь сторожем. – Человек кивнул в сторону причала: – Там скамеечка. Сядем?
– Сядем.
Они прошли к скамейке. Присев, Рахманов посмотрел на Голикова:
– Значит, вы здесь работаете сторожем?
– Точно. Правда, сейчас еще и завом, по совместительству. Наш зав в отпуске.
– Вообще, тут большой штат?
– Да нет. Зав да я. Вот и весь штат.
– Вы что, прямо здесь и живете?
– Угадали. Прямо здесь и живу.
– Понятно. – Рахманов достал фотографию Лотарева. Протянул: Посмотрите. Может, вы видели когда-нибудь этого человека?
– Ну-ка… – Взяв снимок, Голиков отвел руку подальше, прищурился, изучая снимок. Примерно через полминуты неохотно сказал: – Лицо вроде знакомое. Где-то я его видел.
– Не ошибаетесь? – Спросив это, Рахманов подумал: кажется, алиби подтверждается.
– Да нет. На память пока не жалуюсь.
