Калитка захлопнулась за Янни как раз в тот момент, когда бабушка вышла с кухни с подносом и питой в руках.
– Попи, а где все? Что случилось? – спросила она, опустив поднос на деревянный стол.
– Понятия не имею, – ответила Попи, выливая в рот последние капли пива из бокала.
Распахнув дверь, Дафна вошла в дом и прислонилась к косяку, ее ноги дрожали и подкашивались. Подняв голову, она огляделась. Дом был совсем небольшим: всего две крошечные спальни и аскетично обставленная гостиная. Кровь громко стучала у нее в висках, глаза застилал туман.
Она увидела неудобный старый диван с зеленой обивкой и стол с четырьмя стульями, красные атласные сиденья которых были покрыты синтетическими чехлами. «Чтобы их не испортили гости, которых здесь никогда не бывает!» – со вздохом отметила про себя Дафна.
Позади стола около стены стоял длинный буфет со стеклянными дверцами, заполненный семейными фотографиями. Дафна увидела черно-белый снимок родителей в день их свадьбы: папа и мама с замысловатой прической – волосы начесаны, завиты и покрыты лаком. Выцветшая черно-белая фотография Papou, когда он еще служил во флоте: красавец в отглаженной форме и с широкими усами. Рядом с Papou редкий снимок бабушки в молодости: она стоит в порту и держит за ручку свою маленькую дочь, мать Дафны. Лицо строгое, как у всех в те времена. Никто из того поколения не улыбался на фотографиях. А на всех остальных снимках была Дафна: ее крестины, первые шаги на веранде под оливой. Вот портрет, сделанный в третьем классе: неуклюжая девочка с торчащими зубами. А вот фото, на котором она целуется с Алексом в день их свадьбы. А на этом снимке у нее еще греческий профиль, и она гораздо больше похожа на гречанку, чем сейчас. Вот Дафна и Эви, посылающие бабушке воздушный поцелуй из своей квартиры на Манхэттене. Дафна в белом поварском костюме машет бабушке, стоя на кухне своего ресторана. Вся жизнь Дафны прошла перед ней в этих выцветших фотографиях в дешевых рамках.
Сейчас, укрывшись от палящего полуденного солнца и обвинительных нападок Янни, она немного пришла в себя и, уже не сомневаясь, что сможет стоять без поддержки, подошла к бабушкиной кровати. Дафна уже знала, что обнаружит там, и все же хотела проверить. Кровать заскрипела, когда она села на нее и принялась разглаживать вязанное крючком покрывало, пальцами ощупывая узор, похожий на паутину. Через некоторое время она наклонилась и, сунув руки под кровать, почти мгновенно нащупала то, что искала, и подняла к себе на колени пыльную коробку от обуви. Положив на нее руки, она несколько секунд постукивала по крышке ногтями, затем сняла ее и заглянула под крышку.
А вот и они, все так, как сказал Янни. В коробке лежали пачки зеленых купюр, доллар к доллару, несколько тысяч – все деньги, которые Дафна прислала бабушке за последние несколько лет.
Она не могла отвести взгляд от коробки. Вот результат мучительных дней и бессонных ночей, которые она отдала работе вдали от Эви и от Yia-yia. Она перебирала в руках деньги и вспоминала долгие часы, проведенные на ногах в спорах с поставщиками, в пререканиях с сотрудниками и в слезах от чудовищной усталости. Все выстраданные ею награды, хвалебные отзывы и необходимость бронировать места в ее ресторане за много дней вперед лежали сейчас перед ней.
Все это оказалось сложенным в обувную коробку, задвинутую под кровать, и не имело никакого смысла.
Глава 11
Манхэттен
Январь 1998
Выходя со станции метро «Эйт-стрит» недалеко от Нью-Йоркского университета, Дафна обернула вокруг шеи коричневый, связанный бабушкой шарф и, готовясь к встрече с пронизывающим ветром на Бродвее, как можно глубже спрятала в него лицо. Очередной ледяной порыв ветра, и по ее щеке скатилась слеза.
Она еще глубже упрятала лицо в колючий шарф, только вчера полученный ею из Греции. Вот черт! И на нем уже запах закусочной! Никак ей не удается избавиться от него!
Черт, черт, черт!
Несмотря на несколько слоев одежды, в которую ее укутала мать, прежде чем выпустить на улицу в такой холод, она мерзла и дрожала всем телом. Эта дрожь напомнила ей о массаже за двадцать пять центов на нелепых кроватях, к которому пристрастился Baba во время семейной поездки на Ниагарский водопад несколько лет назад.
Когда-то он узнал, что этот водопад наравне с Парфеноном входит в список семи чудес света, и с тех пор мечтал побывать там. Дафна знала об этом, но все равно очень удивилась, когда родители решились оставить закусочную на Theo Спиро – Baba никогда раньше так не поступал, – сложили вещи в «Бьюик» и отправились в двухдневную поездку на север.
Конечно, необузданная красота водопада поразила Baba, но, казалось, еще большее впечатление произвели на него вибрирующие кровати в «Говард Джонсон». Дафна бросала в узкую прорезь монеты одну за другой, отец счастливо улыбался, а его огромный живот раскачивался и трясся, словно кремовый пудинг из тапиоки, который мама готовила по воскресеньям. Она понимала, что это нехитрое удовольствие является для отца символом успеха и роскошной жизни. Он привык проводить по шестнадцать часов в день на ногах, поджаривая бургеры на раскаленном гриле, поэтому массажная кровать в номере мотеля стоимостью шестьдесят девять долларов девяносто девять центов за ночь со стенами горчично-желтого цвета, как вывеска закусочной «Натана»
[32]
, стала для него воплощением американской мечты.
Дафна вошла в лекционный зал за полчаса до начала занятий. Она терпеть не могла приходить сюда так рано, но поезд из Йонкерса на Манхэттен ходил только дважды в час, так что ей частенько приходилось сидеть в одиночестве в лекционных залах в ожидании начала занятий. Другие студенты из пригорода обычно собирались вместе в кафе напротив, чтобы выпить по чашечке кофе и выкурить сигарету, но Дафна не выносила их пустой болтовни, сплетен и грубого флирта и предпочитала ждать в одиночестве.
Радуясь тому, что она наконец-то в тепле, Дафна принялась раздеваться, снимая один слой одежды за другим: сначала громоздкий черный пуховик, затем желтый кардиган, коричневый хлопковый джемпер и, наконец, шарф, пропитанный запахом закусочной. Уместить все это на спинке маленького стула было невозможно, так что Дафне пришлось сложить одежду на полу в проходе. Неприятно, конечно, но выбора у нее не оставалось. Студенты из пригорода выделялись тем, что носили с собой целый ворох зимней одежды и рюкзаки, набитые учебными материалами на весь предстоящий день.
Дафна знала, что не похожа на тех студентов, которые живут в университетском городке и в постоянном наркотическом угаре кочуют с одной вечеринки на другую и без стеснения занимаются сексуальными экспериментами. И все же иногда, сидя в одиночестве в лекционном зале, она представляла себя одной из них. А почему бы и нет? Может быть, она, как ее однокурсницы с растрепанными волосами, только что выскочила из постели бойфренда в общежитии и бегом прибежала сюда, чтобы не опоздать на занятия? Дафне нравилось думать, что она такая же, как другие студенты. Но ее взгляд неизбежно натыкался на кучу одежды и книг в проходе, снова и снова напоминающих ей, что вместо пьянящих ароматов ладана, пачули и утреннего секса ее характерный запах – прогорклое растительное масло из забегаловки.
