– Ха! Что это тут у нас? – воскликнул он, наклонившись, чтобы поднять листок.
Записка была согнута пополам и немного смята. Развернув ее, Холмс изучил листок.
– Написано мужским почерком на обычной писчей бумаге. Похоже, второпях. Видите, вот тут? Бумага испачкана: ее сложили, не дав чернилам просохнуть. Давайте посмотрим, что же здесь такого важного, что Дженкинс решил спрятать ее в ботинок.
Холмс передал мне записку, предлагая прочесть ее вслух. Она гласила:
Локьер был прав.
Рэмзи, Университетский колледж, Лондон.
Он отлично справится с задачей.
Кобер не доставит проблем. Убеди его.
А. С.
– Невероятная удача, джентльмены! – воскликнул Холмс с блеском в глазах. – Кажется, Дженкинс заговорил с нами с того света, в некотором роде.
– Что за люди упомянуты в записке, Холмс? Вы их знаете? – поинтересовался я.
Он еще раз изучил текст и, кивнув, убрал листок в карман.
– Локьер и Кобер мне не знакомы. Иное дело – Рэмзи. Автор записки был так любезен, что указал, где его искать, – в Университетском колледже, в Лондоне. И, будучи химиком-любителем, я смею предположить, что это не кто иной, как Уильям Рэмзи, выдающийся авторитет в области химии. Не могу только сказать, с какой именно задачей, как утверждает автор послания, «отлично справится» Рэмзи. Думаю, мы должны нанести визит в университет в Блумсбери, Уотсон.
Глава седьмая
Куин отвез нас на станцию Уормвуд. Когда мы стояли на платформе, он осведомился у моего друга:
– Могу ли я предпринять что-то в ваше отсутствие, мистер Холмс?
– В сущности, остается открытым вопрос об источнике внезапного богатства Болдуина. В конце концов, ввиду отсутствия доказательств противного, для этого могла быть вполне обыденная причина. Неплохо бы потолковать с миссис Болдуин.
– Как пожелаете, сэр. О результатах я извещу вас телеграммой. Куда ее послать?
– Мы будем в Университетском колледже б́ольшую часть дня, – ответил Холмс, усаживаясь в поезд.
В вагоне мы молчали. Мой друг, казалось, разглядывал пейзажи за окном, а я дремал. Немногим позже мы сошли на Юстонском вокзале, неподалеку от Монтегю-стрит, где Холмс когда-то снимал квартиру. Оттуда было рукой подать до Гоуэр-стрит и почтенного учебного заведения, чье величественное здание нельзя созерцать без восторга.
Мы пересекли двор, поднялись по ступенькам и вошли в колледж через исполинских размеров греческий портик. Студенты, у которых мы осведомились о расположении ректората, указали на помещение в противоположной части увенчанного куполом круглого зала-ротонды. Оттуда нас проводили на факультет неорганической химии, который, как сообщил Холмс, последние три года возглавлял профессор Рэмзи.
Пока мы ожидали его с лекции, я заглянул в лабораторию, оборудованную по последнему слову техники: масса пробирок, мензурок, змеевиков и газовых горелок. Никакого сравнения с домашней лабораторией Холмса. Я взглянул на своего друга и был необычайно удивлен тем, что он, обычно тщательно скрывающий свои эмоции, с откровенной жадностью взирает на все это.
Долго ждать нам не пришлось. Рэмзи зашел в кабинет, и, пока он разговаривал с секретарем, я отметил, что этот человек гораздо выше и стройней большинства профессоров, преподававших мне в медицинской школе. В свои тридцать с небольшим он был как минимум таким же высоким, как Холмс, и носил козлиную бородку, резко обрывавшуюся на линии подбородка. Создавалось впечатление, что перед нами личность неординарная и обладающая неоспоримым авторитетом. Он подошел и с большим воодушевлением поприветствовал нас.
– Мистер Шерлок Холмс, я полагаю, – сказал он с ярко выраженным шотландским акцентом, энергично тряся руку моего друга. – Что за приятный сюрприз!
– Рад слышать, – ответил Холмс и указал на меня: – Это мой друг и коллега доктор Уотсон.
– Приятно познакомиться с вами обоими, разумеется. – Рэмзи пристально разглядывал детектива-консультанта, словно пытаясь определить, насколько тот соответствует своей репутации. – Мистер Холмс, должен признаться, что страстно желал познакомиться с вами с тех самых пор, как прочел ваше «Практическое руководство по анализу окисей в криминалистике», а также узнал о ваших подвигах из журнала «Стрэнд».
– Вы заставляете меня краснеть, профессор, – сказал Холмс. – Та работа была всего лишь скромным исследованием ржавчины. Не стоит относиться к ней слишком серьезно.
– Напротив, мистер Холмс. Видите ли, я сам недавно опубликовал несколько исследований оксидов. И все же мои изыскания по большей части носят теоретический характер. Проблема в том, что здесь, в университете, мы, ученые, имеем дело в основном с умозрительной стороной наших открытий. А вот вы, приняв на вооружение наши теории и разработав свои собственные, нашли им практическое применение вне стен лаборатории, чему я, признаться, завидую. – Он со вздохом оглядел лабораторию. – О, если бы я только мог вырваться из этой золотой клетки и заняться чем-то вроде вашего ремесла.
– Я смущен, профессор. Однако у вас все же есть возможность поучаствовать в этом, хотя бы и косвенно.
Улыбка пробежала по лицу ученого, глаза его загорелись.
– Охотно соглашусь.
Рэмзи повел нас в комнату рядом с лабораторией и предложил занять два кресла напротив кушетки, на которую уселся сам.
Холмс кратко описал все приключившиеся в Шепердс-Буше необычные события вплоть до сегодняшнего дня и под конец достал бумажку, найденную в ботинке Дженкинса.
– Небольшая сноска
[15]
, так сказать, – усмехнулся профессор.
Должен признаться, я рассмеялся над его каламбуром, а вот мой друг едва улыбнулся.
– Прошу прощения, мистер Холмс, – покаянно произнес Рэмзи. – Продолжайте, пожалуйста.
Холмс прочел записку вслух и передал ее профессору.
– Эти имена вам о чем-нибудь говорят? – спросил он.
Рэмзи в замешательстве уставился на листок:
– Единственный Локьер, которого я знаю, это сэр Джозеф Норман Локьер. Но он всего лишь безобидный астроном. Они не могли иметь в виду его.
– А насчет Кобера?
– Никогда не слышал этого имени, мистер Холмс.
Он вернул записку Холмсу, а тот обратил внимание профессора на упоминание его имени и утверждение, будто Рэмзи «отлично справится с задачей».
– Как думаете, что подразумевал автор записки, профессор?
Рэмзи снова пришел в замешательство:
– Не имею ни малейшего представления, мистер Холмс. Никто не обращался ко мне за консультацией, хотя погодите… Кое-что, пожалуй, все-таки было.
