Холмс взял тонкий лист бумаги и впился в него глазами. Стоя рядом с ним, я мог без труда прочитать послание, хоть оно и было написано рукой куда более неверной, чем у адресата.
Моулсворт, возмездие наконец тебя настигло. К седьмому октября ты будешь мертв.
И никакой подписи, что неудивительно.
– Почерк изменен, – заметил Холмс.
– Должно быть, это писали левой рукой, – предположил я.
– Нет. Тут прибегли к простой, но действенной уловке: бумагу прижимали к стволу дерева. Неровности коры достаточно сильно искажают почерк. Если у вас еще остались сомнения, взгляните сюда. – Он перевернул листок и указал на несколько светло-зеленых пятен. – Это лишайник. Мы можем с уверенностью заключить, что письмо написано на северной стороне ствола, хотя это мало что нам дает. К несчастью, я не способен точно определить породу дерева. Жаль, но мои познания в практическом садоводстве довольно ограниченны. У вас не сохранился конверт?
– К сожалению, Мэтью его выбросил. Тогда мы не придали важности письму. Почерк на конверте был таким же, в этом я уверен. И там не было марки.
– Эта дата – седьмое октября – говорит вам о чем-то? Имеет ли она какое-то особое значение для вас? – спросил Холмс.
– Да, в этот день в тысяча восемьсот шестидесятом году английские и французские войска штурмовали Запретный город в Китае
[23]
. Дьявол не позволит мне этого забыть.
– Дьявол? – удивился я.
– Профессор Чэнь Та-кай, известный химик. Вам знакомо это имя, мистер Холмс?
– Да, – кивнул мой друг. – Я немало путешествовал в последние три года и слышал, как его имя упоминали в связи со многими таинственными происшествиями по всему миру. Полагаю, сам он не принимает активного участия в преступлениях, но там, где есть человек, чье затянувшееся существование преграждает кому-то путь к огромному наследству, нередко дает о себе знать профессор Чэнь Та-кай. Он снабжает нетерпеливых наследников средствами, которые помогают избавиться от зажившегося на этом свете человека. Обширные знания ядов делают профессора идеальным помощником в преступлении. У меня было предчувствие, что наши пути однажды пересекутся. И мне крайне любопытно узнать, как вы, доктор Моулсворт, оказались в его власти.
– Это случилось пять лет назад, когда я приехал на медицинскую конференцию в Кёльн. Чэня пригласили рассказать о некоторых восточных методах лечения, абсолютно неизвестных на Западе. Помнится, он написал статью для «Ланцета»
[24]
. На мой взгляд, нечто абсолютно невразумительное.
Когда он появился перед почтенной аудиторией, вид у него был довольно странный: длинное, до полу, одеяние ярких цветов, усы свешиваются до самой груди. Лицо большое и круглое. А главное – его глаза… Я никогда их не забуду. Не голубые и не карие. Мне показалось, что они абсолютно черные. Я никогда раньше не видел ничего подобного, и уже одно это меня нервировало.
Впрочем, немецким он владел превосходно, гораздо лучше меня. Примерно через полчаса внимание мое стало ослабевать. И тогда я с удивлением понял, что угрожающий взгляд его черных глаз прикован ко мне. Он пристально смотрел на меня до конца своей лекции, чем поверг в сильнейшее беспокойство. Завершив свое выступление, профессор подошел ко мне.
«Заранее прошу простить мое плохое знание английского языка. Он куда хуже, чем мой немецкий, – сказал этот человек. – Не сын ли вы полковника Джорджа Моулсворта?»
«Вы встречали моего отца?» – спросил я с некоторым удивлением.
«Лишь однажды. Вы очень на него похожи. Я бы хотел поговорить с ним. Ваш отец еще жив?»
«Нет, – ответил я. – Он умер несколько лет назад от рака поджелудочной железы».
Тут китаец наконец опустил свой взгляд.
«Значит, он избежал возмездия».
«Простите?» – растерялся я.
«Возможно, он вам рассказывал, как убил моего отца, который служил во дворце Юаньминъюань, Садах совершенной ясности?»
[25]
Это обвинение застало меня врасплох. Я был взбешен, но не хотел устраивать сцену. Разумеется, мне было известно, что много лет назад мой старик сыграл свою роль в захвате Запретного города, но и только.
«Отец мало что рассказывал о времени, проведенном в Пекине, – сухо сообщил я ему, – поэтому мне нечего ответить на ваше заявление. Могу только напомнить, что все войны чреваты трагедиями. В любом случае я вам сочувствую».
«Я видел, как умирал мой отец», – произнес он бесстрастно.
Я заглянул в его глаза, ожидая увидеть холодную, жестокую угрозу, но разглядел лишь двойное отражение моего, надо признаться довольно испуганного, лица.
«Его застрелили, когда он пытался защитить черный нефрит императорской наложницы Ехэнары. Полковник Моулсворт выстрелил в отца и украл черный нефрит».
«Если когда-либо мой старик и владел такой вещью, как черный нефрит, то могу уверить, я в глаза ее не видел. Так что, если вы надеетесь вернуть нефрит, боюсь, вам не повезло», – холодно произнес я и тут с замешательством вспомнил, что одно время отец встречался с коллекционерами, собирающими предметы искусства, но тогда мне по молодости лет не приходило в голову интересоваться его делами.
«Нефрит никогда не был моим, чтобы требовать его назад, – продолжал профессор. – Вы не можете дать мне того, что я желаю. Однако могу заверить: вы умрете в тот самый день, когда мой отец был убит человеком, чья кровь течет в ваших венах. Всего вам доброго, доктор Моулсворт. Желаю приятно провести оставшееся время в Кёльне».
С этими словами он повернулся ко мне спиной и вышел из комнаты.
Сначала я замер, потрясенный дерзостью китайца, а когда пришел в себя, кинулся за ним вдогонку, искал повсюду. К моему изумлению, его нигде не было видно. Он исчез без следа, как будто его и не было, и с тех пор я его больше не встречал.
– И все-таки вы полагаете, что он вас отравил? – уточнил Холмс.
– Не полагаю, мистер Холмс, знаю наверняка. Конечно, в первое время я думал, что это пустая угроза, а затем начал размышлять, не пример ли это своеобразного китайского юмора. Но вот в прошлом месяце пришло письмо, и почти сразу же я заболел и слег. С тех пор у меня не было сил, чтобы покинуть эту комнату.
– А причина?
