Джойс положила руку на лоб.
— Хорошо, пойдем, поговорим об этом.
Роб потянулся и схватил ее руку.
— Мэм… Джойс, я не думаю, что это хорошая идея. Вам нужно быть осторожной…
— Я справлюсь с этим, Роб, я тебя умоляю, — ответила Джойс голосом, свидетельствующим о том, что с нее хватит. Она пошла в заднюю лабораторию, прихватив Марисоль и Габриэля. Дверь за ними закрылась.
Анна и Льюис наблюдали из своих кабин. Даже Фон пристально смотрела им вслед.
Кейтлин взяла себя в руки, чтобы взглянуть на Роба, стоящего так близко.
— Что ты имел в виду? — спросила она настолько непринужденно, насколько смогла.
Казалось, Роб был погружен в себя.
— Я не знаю, но я помню, что произошло в том центре в Дареме. Они тоже пытались заставить его участвовать в экспериментах. — Он покачал головой. — Увидимся позже, — медленно сказал Роб и ушел. Кейтлин была рада, что он не оглянулся посмотреть на Фон, и раздосадована тем, что он не сделал это ради самой Кейт.
Несколько минут спустя вернулась Джойс, она выглядела слегка измотанной.
— Итак, на чем мы остановились? Кейтлин, твоя очередь.
«О, только не сейчас», — подумала девушка, она чувствовала себя уязвимой и обеспокоенной из-за новых открытий, относительно Роба, будто с нее содрали верхний слой кожи. Ей хотелось остаться наедине с собой и подумать.
Джойс рассеяно листала папку.
— Неформально. Проведем это неформально, — бормотала она. — Кейтлин, я хочу, чтобы ты села здесь. — Она отвела Кейт за ширму, там было плюшевое откидывающееся кресло. — Я хочу, чтобы через минуту ты надела эти наушники и эту повязку.
Повязка выглядела странно, она походила на очки для плаванья, сделанные из половинок теннисных мячей.
— Что это?
— Такая вот версия кокона Ганцфелда
[25]
. Я пытаюсь получить деньги, чтобы создать настоящую комнату Ганцфелда. С красным светом, стереозвуком и всем...
— Красным светом?
— Он помогает расслабиться, но неважно. Смысл этого тестирования — отключить твои обычные органы чувств, так, чтобы ты могла сконцентрироваться на экстрасенсорных. Ты не сможешь ничего увидеть с этой повязкой и не сможешь ничего услышать с этими наушниками, они наполнят уши «белым» шумом. Предполагается, что это поможет тебе быть более восприимчивой к любому образу, который возникнет у тебя в голове.
— Но образы не приходят ко мне в голову, — сказала Кейт. — Они приходят в мою руку.
— Ничего страшного, — ответила Джойс и улыбнулась. — Позволь им появиться. Там карандаш и бумага на планшете. Тебе не нужно видеть, чтобы рисовать. Просто позволь карандашу двигаться так, как он захочет.
Для Кейт это звучало безумно, но Джойс — эксперт. Она села и надела повязку. Перед глазами все потемнело.
— Мы попробуем только одно изображение предмета, — сказала Джойс. — Фон будет концентрироваться на фотографии с определенным объектом. А ты попробуй получить ее мысль.
— Хорошо, — пробормотала Кейтлин и одела наушники. Ее уши заполнил шум, похожий на шум водопада.
«Должно быть, тот самый «белый» шум», — подумала она и откинулась на спинку кресла.
Она почувствовала, что Джойс положила ей карандаш в руку, а планшет на колени.
«Хорошо, теперь расслабься».
На самом деле, это было достаточно легко. Она знала, что никто не сможет увидеть ее за ширмой, и это было хорошо, она, должно быть, выглядела довольно глупо. Кейт могла вытянуться и дать мыслям свободно бродить в ее голове. Темнота и шум водопада были как скользкий склон, не за что зацепиться. Она чувствовала себя катящейся... куда-то.
И потом ей стало страшно. Страх настиг и поглотил ее до того, как она поняла, что происходит.
Ее пальцы вцепились в карандаш.
«Спокойно. Расслабься. Тебе нечего бояться...»
Но ей было страшно, в ее животе была ужасная слабость, и она чувствовала, будто задыхается.
«Просто позволь образам прийти».
Но что, если там были ужасные вещи? Пугающие в темноте, только и ждущие того, чтобы попасть к ней в голову?
Ее рука судорожно дернулась и зачесалась.
Джойс сказала позволить карандашу двигаться, как он хочет, но Кейтлин не знала, хочет ли она, чтобы он двигался.
Не важно. Она должна рисовать. Карандаш задвигался.
«О Боже, я понятия не имею, что там появится», — подумала она.
Никакого понятия, за исключением того, что, что бы там ни появилось, оно будет пугающим. Бесформенная темнота скрутила разум Кейтлин, пока она пыталась нарисовать, то, что чертил карандаш.
«Я должна увидеть это».
Напряжение в мышцах стало невыносимым. Левой рукой Кейтлин сняла очки и наушники.
Ее правая рука все еще двигалась, как отдельная рука из научно-фантастических фильмов, с собственным разумом, Кейтлин даже не догадывалась, куда та двинется в следующий момент. Казалось, что рука не была частью ее самой, и это было ужасно.
А рисунок… рисунок был еще более страшным. Гротескным.
Линии были слегка неровными, но картинка была вполне узнаваема. Это было ее собственное лицо. Ее лицо с третьим глазом на лбу.
У глаза были темные ресницы. И он выглядел как насекомое. Он был широким, пристально смотрящим и невероятно отталкивающим. Рука Кейтлин поднялась ко лбу, как будто убедиться, что там ничего нет.
Только кожа на лбу сморщилась от беспокойства. Она с силой потерла ее.
Это уж слишком для дистанционного наблюдения. Она готова была поспорить, что Фон не сосредотачивалась на картинке вроде этой. Кейтлин уже было хотела встать и рассказать Джойс о том, что она испортила эксперимент, когда начался крик. Он был очень громкий, несмотря на то, что, казалось, он шел издалека. Он напоминал плачь ребенка, неистовые отчаянные завывания брошенного младенца, но голос был гораздо более низким.
Кейт уронила планшет и вскочила с кресла. Она выбежала из-за ширмы. Джойс открывала дверь в заднюю лабораторию. Все пристально смотрели, вероятно, напуганные.
Кейт подбежала к Джойс в тот момент, когда крик прекратился.
— Успокойся. Просто успокойся, — говорила Марисоль, стоящая перед парнем с голубым ирокезом, который съежился у стены. Его глаза были дикими, рот распахнут и влажен от слюны. Казалось, что он плачет.
— Как долго? — спросила Джойс Марисоль, подходя к молодому человек и вытягивая руки, будто показывая, что не причинит ему вреда.
Марисоль повернулась.
— Около сорока пяти секунд.
— О Боже, — вымолвила Джойс.
