— Угощайтесь!
Руби взяла две штуки — одну взяла в рот, другую засунула за ухо.
Чтобы растопить лед, Пол задал несколько рутинных вопросов. Женщина отвечала четко и вежливо, но с очень сильным акцентом.
— Мои родители кочуют, — сказала она. — Когда я была девочкой, мы ездили по Франции с луна-парком. Отец держал тир, а мать продавала горячие булочки с шоколадным кремом.
— Как вы попали в Англию?
— Когда мне было четырнадцать лет, я влюбилась в английского моряка, которого встретила в Кале. Его звали Фредди. Мы поженились — разумеется, я соврала насчет своего возраста — и приехали в Лондон. Он погиб два года назад, его корабль потопила в Атлантике немецкая подводная лодка. — Она содрогнулась. — Что за холодная могила! Бедный Фредди!
Флик не интересовала ее семейная история.
— Расскажите, как вы сюда попали.
— Я завела небольшую жаровню и продавала на улице пирожки. Но полицейские постоянно меня преследовали. Однажды вечером я выпила немного коньяку — признаюсь, это моя слабость — и начала с ними спорить. — Она перешла на кокни. — Полицай сказал, чтобы я убиралась, я ответила ему кучей оскорблений. Он толкнул меня, и тогда я сбила его с ног.
Пол посмотрел на нее с веселым удивлением. Женщина была не выше среднего роста и отнюдь не толстая, но с сильными руками и мускулистыми ногами. Вполне можно себе представить, как она сбивает с ног лондонского полисмена.
— И что же случилось потом? — спросила Флик.
— Из-за угла появились двое его напарников, а из-за бренди я не смогла быстро бежать, так что они надавали мне пинков и отвели в обезьянник. — Увидев, что на лице Пола появилось легкое недоумение, она пояснила: — Ну то есть в полицейский участок. Как бы то ни было, первый полицай постыдился привлечь меня за нападение — ему было неловко признаться, что девушка сбила его с ног, так что я получила четырнадцать суток за пьянство и нарушение порядка.
— А потом вы участвовали в другой драке.
Она оценивающе взглянула на Флик.
— Не знаю, смогу ли я объяснить таким, как вы, каково здесь находиться. Половина этих девушек — сумасшедшие, и у всех есть оружие. Можно сделать нож, заточив край ложки, или стилет, заточив кусок проволоки, или сплести веревку, чтобы сделать удавку. А охрана никогда не вмешивается в драки между заключенными. Им нравится смотреть, как мы разрываем друг друга на части. Вот почему у заключенных так много шрамов.
Пол был шокирован. До сих пор он никогда не сталкивался с заключенными. Картина, которую нарисовала Руби, была ужасающей. Может, она и преувеличивала, но говорила, в общем, вполне искренне. Казалось, ее не волнует, поверят ей или нет, она просто сухо излагала факты в неспешной манере человека, который не особенно заинтересован в разговоре, но деваться ему все равно некуда.
— А что случилось с той женщиной, которую вы убили? — спросила Флик.
— Она украла у меня одну вещь.
— Какую?
— Кусок мыла.
«Боже мой, — подумал Пол. — Она убила ее за кусок мыла!»
— И что вы сделали? — спросила Флик.
— Я забрала его обратно.
— А потом?
— Она на меня бросилась. У нее была ножка от стула, которую она превратила в дубинку со свинцом на конце. Ею она ударила меня по голове. Я решила, что она собирается меня убить. Но у меня был нож. Я нашла длинный, заостренный кусок стекла, вроде осколка из разбитого окна, и на более толстый конец намотала вместо рукоятки кусок велосипедной шины. Я вонзила ее прямо в горло, так что она не смогла ударить меня во второй раз.
— Это похоже на самооборону, — подавив желание вздрогнуть, сказала Флик.
— Нет. Нужно доказать, что вы не имели возможности убежать. А я заранее подготовила убийство, сделав нож из куска стекла.
Пол встал.
— Пожалуйста, немного подождите здесь с охраной, — сказал он Руби. — Мы ненадолго выйдем.
Руби улыбнулась в ответ, впервые показавшись не просто хорошенькой, но даже милой.
— Вы так вежливо ко мне относитесь! — с благодарностью сказала она.
— Что за жуткая история! — сказал Пол, когда они вышли в коридор.
— Не забывайте, что здесь все рассказывают о своей невиновности, — сдержанно сказала Флик.
— В любом случае она может оказаться еще большей грешницей.
— Сомневаюсь. Я думаю, что она убийца.
— Значит, мы ее отвергаем?
— Наоборот, — сказала Флик. — Как раз это мне и нужно.
Они вернулись в комнату.
— Если бы вы смогли отсюда выйти, то согласились бы выполнять на войне опасные задания?
Она ответила вопросом на вопрос:
— Мы собираемся во Францию?
Флик подняла брови.
— Почему вы задали такой вопрос?
— Вы с самого начала заговорили со мной по-французски. Как я понимаю, вы проверяли, знаю ли я этот язык.
— Ну, я не могу подробно рассказать вам об этой работе.
— Готова спорить, что речь идет о диверсиях в тылу врага.
Пол был потрясен: Руби очень быстро соображала.
— Послушайте, сначала я подумала, что вам нужна переводчица, — видя его удивление, сказала Руби, — но в этом нет ничего опасного. Значит, мы должны поехать во Францию. А что там делать британской армии, кроме как взрывать мосты и железнодорожные пути?
Пол ничего не ответил, но ее способности к дедукции произвели на него впечатление.
— Чего я не могу понять — зачем нужна команда, состоящая из одних женщин, — нахмурившись, сказала Руби.
Флик широко раскрыла глаза от удивления.
— С чего вы это взяли?
— Если вы можете использовать мужчин, то зачем вам со мной разговаривать? Вы явно находитесь в отчаянном положении. Вытащить убийцу из тюрьмы не так уж легко, даже если речь идет об очень важном задании. Так что во мне особенного? Да, я крутая, но наверняка существуют сотни мужчин, которые прекрасно говорят по-французски и горят желанием поучаствовать во всех этих шпионских делах. Единственная причина, по которой выбрали меня, а не их, — то, что я женщина. Возможно, женщин меньше допрашивают в гестапо… это так?
— Не могу вам сказать, — ответила Флик.
— Ну, если я вам нужна, я это сделаю. Можно мне еще сигарету?
— Конечно, — сказал Пол.
— Вы должны понимать, что это опасная работа, — сказала Флик.
— Ага, — сказала Руби, закуривая «Лаки страйк». — Но не настолько опасная, как жизнь в этой гребаной тюрьме.
Расставшись с Руби, они вернулись в кабинет заместителя начальника тюрьмы.
