В свою очередь, шотландец не мог удержаться от улыбки, спрашивая себя, чем же закончится их приключение на воздушной таратайке, которой правит чудак, радующийся тому, что висит в воздухе на волоске, гораздо менее прочном, чем шелковые нити трусиков этой самой Аделиты.
«Элу бы это понравилось, — подумал он. — Он бы получил удовольствие от общения с чокнутым, который воспринимает жизнь как развлечение».
Ему по-прежнему не хватало уэльсца.
Прошло уже семь лет с тех пор, как он похоронил друга на берегу озера, затерянного в венесуэльской глуши, однако все еще проклинал Эла за то, что его угораздило сломать себе спину, ударившись о камень.
Он чувствовал себя так, будто ему отняли руку или ногу.
Будто он осиротел.
Будто всю оставшуюся жизнь обречен разговаривать сам с собой, поскольку никто — ни мужчина, ни женщина — не сумеет, как Эл, понять его речи и уж тем более молчание.
«Элу бы это понравилось, — крутилось у него в голове. — Он бы клял меня на чем свет стоит за то, что я заставил его влезть в этот драндулет, однако, поднявшись в воздух, был бы счастлив при виде такой красоты».
— Мета!
— Что?
— То, что вы видите там, внизу! — прокричал Джимми Эйнджел, обернувшись назад. — Это река Мета… Мы полетим по ней до места впадения в Ориноко и, если эта чертова карта не врет, доберемся до Пуэрто-Карреньо.
— Я думал, мы направляемся в Пуэрто-Аякучо… — удивился шотландец.
— Я тут пораскинул мозгами… — объяснил ему Король Неба. — Пуэрто-Аякучо лежит по ту сторону реки, уже в Венесуэле. Пожалуй, нам лучше не садиться в Венесуэле, пока не узнаем, как обстоят дела на границе. Говорят, этот прохвост генерал Хуан Висенте Гомес
[22]
уж больно обидчив.
Что толку спорить, когда под ногами больше тысячи метров, к тому же Джон МакКрэкен знал по опыту, что старый тиран и правда был человеком своеобразным, непредсказуемым и опасным.
Если самолет с двумя иностранцами вдруг приземлится на территории, которую тот считает чуть ли не своей вотчиной, неизвестно, какой оборот примет дело: либо генерал встретит их с распростертыми объятиями, либо прикажет расстрелять на месте.
Незачем лишний раз подвергать себя риску.
Вот поэтому они полетели, следуя за Метой, на северо-восток. Сверху было видно, что река служит естественной границей между густыми наклонными лесами предгорий Анд и открытыми саваннами, известными как Льянос.
У шотландца возникло ощущение, будто он сидит на уроке географии, наглядном и увлекательном, особенно для человека, который никогда и представить не мог, что однажды влезет в рычащий летательный аппарат.
В тот день, когда Джон МакКрэкен и Эл Вильямс впервые забрались в глубь эквадорской сельвы, братья Райт
[23]
еще даже не помышляли о том, чтобы совершить свой знаменитый полет, в течение которого они продержались в воздухе чуть больше сорока метров.
В тот день, когда Джон МакКрэкен покинул венесуэльскую сельву и оказался в Сьюдад-Боливаре, он был потрясен, узнав о том, что некий Луи Блерио
[24]
пересек на самолете сорокакилометровый канал Ла-Манш, отделяющий Францию от Англии.
А сейчас он сам находился на борту первого биплана, летевшего над Льянос.
«Элу это бы понравилось, — вновь подумалось ему. — Я просто уверен, что ему бы понравилось».
Не вовремя он умер: погиб, так и не узнав, что можно летать.
Уж чего-чего, а храбрости Элу Вильямсу было не занимать, из него вполне мог получиться такой же отважный летчик, как сам Король Неба.
Ему бы страшно понравилось сидеть в этом кресле: о такой смотровой площадке можно только мечтать — и наблюдать, как взлетают в небо тысячи птиц, как бегут испуганные олени или как всадник придерживает коня и, разинув рот, провожает взглядом железную птицу, пролетающую над его головой.
Если б Аделита ушла к другому,
Я б ее преследовал везде…
В небесах — на боевом аэроплане,
Ну а в море — на военном корабле…
Через два часа они пошли на снижение; американец внимательно изучал местность, чтобы приземлиться на поляне, расположенной на левом берегу реки, где у самолета была возможность катиться до полной остановки в тени пальм мориче.
[25]
Они спрыгнули на землю, размяли ноги и помочились, направив струю в ствол ближайшей пальмы. По завершении пилот вытащил из-под своего сиденья старое ружье и вручил его пассажиру.
— Постарайтесь добыть что-нибудь на обед, пока я буду заправляться, — сказал он. — Следует быть готовым: вдруг нам придется спешно взлетать?… — И, когда шотландец уже отошел, крикнул ему вдогонку: — Далеко не заходите! Мне говорили, что здесь полно бандитов!
— А где их нет? — услышал он в ответ.
Вскоре Джон МакКрэкен вернулся и притащил что-то вроде огромного грызуна с рыжеватой шерстью, с которого начал сдирать шкуру, орудуя острым охотничьим ножом.
Летчик следил за ним, наморщив нос.
— Что за отвратительное существо! — сказал он. — Похоже на гигантскую крысу.
— Это чигуире,
[26]
— пояснил шотландец. — Он действительно из семейства грызунов, однако питается лишь травой, а если испечь его на углях да посолить, будет просто объедение.
Обед и впрямь получился на славу, хотя пиво нагрелось, и, завершив трапезу, Джимми Эйнджел закурил свою старую трубку, привалился спиной к пальме и внимательно оглядел бескрайнюю равнину, над которой стояло марево, размывшее горизонт.
— Вот это жизнь! — воскликнул он, громко рыгнув. — Летать повсюду, приземляться, где вздумается, и знать, что мир принадлежит тебе, пока у тебя хватает на топливо.
