Тяжело дыша, он дошел до дома и, опустившись на ступеньки крыльца, сидел неподвижно, глядя в темноту.
Вскоре на пороге появилась Вирджиния и спросила грозным голосом, в котором одновременно звучал страх:
— Что с тобой?
— Я уезжаю! — хрипло ответил он. — Отправляюсь в Венесуэлу.
Дик Карри где-то за месяц с грехом пополам продал свое заведение, чтобы вложить деньги в предприятие и стать партнером Джимми Эйнджела. Тот не мог себе позволить лишних расходов, учитывая лежавшее на нем моральное обязательство оставить приличную сумму Вирджинии, чтобы она могла прожить какое-то время, ни в чем не нуждаясь.
Они надеялись, что скоро вернутся, однако прекрасно понимали, что им предстоит приключение, начало которого известно, а вот конец будет зависеть от плотности облаков, скрывающих Священную гору.
Судя по тому, что им удалось узнать, к югу от Ориноко мало что изменилось, разве что теперь они могли рассчитывать на неоценимую помощь достоверных карт, поскольку венесуэльская армия наконец-то завершила столь долгожданную топографическую съемку.
Все прочее — сельва, ветры, грозы, проливные дожди, бандиты и индейцы-людоеды — осталось на прежнем месте. Кроме того, вряд ли можно было рассчитывать на то, что где-нибудь в округе, в радиусе сотен километров, найдется нормальная заправка.
Приходилось полагаться на везение, интуицию и легендарную способность Короля Неба ориентироваться в любых условиях.
Тепуй высотой чуть больше тысячи метров, который находится в трехстах километрах южнее реки Ориноко и в пятидесяти — восточнее Карони.
Вот, собственно, и все, что им было известно.
После долгих поисков на рынке подержанных самолетов, взвесив все «за» и «против» и приняв во внимание сложные условия, в которых им придется летать, Джимми Эйнджел остановил свой выбор на «Джипси Моз» («Цыганском мотыльке»), одномоторном биплане, построенном четыре года назад Де Хэвилендом
[45]
и принадлежавшем нефтяной компании, которая использовала его для перевозки нитроглицерина.
Впоследствии Дик Карри переименовал его в «Цыганского клеща» из-за бесконечных проблем, которые он им доставил с тех пор, как в первый раз потерпел аварию. Однако в тот день, когда он приземлился в Спрингфилде, вид у него был то что надо, просто великолепный.
Действительно, «Джипси Моз» был изначально очень хорошо спроектирован: двигатель мощностью в сто двадцать лошадиных сил давал возможность развивать крейсерскую скорость — почти сто пятьдесят километров в час, а вместительный топливный бак несколько лет назад позволил леди Мэри Бейли
[46]
побить рекорд, поднявшись на высоту больше пяти тысяч метров.
Его аэродинамические, тщательно отполированные деревянные крылья, заостренный нос, изящное, но крепкое и надежное шасси и два просторных посадочных места, оборудованных удобными креслами, делали его в глазах Джимми Эйнджела идеальной машиной для предстоящей операции, поскольку, помимо прочего, он мог приземляться и взлетать в ограниченном пространстве.
И что в тот момент казалось особенно важным, его цена была им по карману.
Тем не менее, прежде чем взять курс на юг, они перебрали двигатель три раза, подталкиваемые желанием знать в нем все до мельчайших деталей, как свои пять пальцев.
Дик Карри ни разу не поднимался на борт самолета, однако как бывший автогонщик был опытным механиком, и оба компаньона хорошо понимали, что от правильной работы двигателя будет зависеть успех их операции.
Предстояло проделать шесть с лишним тысяч километров в один конец и еще столько же обратно, а это слишком много часов работы для машины, которую целых четыре года использовали на всю катушку, да вдобавок с тех пор, как покинула завод — там, в далекой Англии, — она прошла через многие руки.
Тринадцать тысяч километров по воздуху, не считая того, что придется вести поиски или по ходу дела менять маршрут! И правда, слишком уж большое расстояние, когда размышляешь об этом, видя перед собой хрупкого «Цыганского клеща», внутренности которого сейчас были разложены на полу ангара.
Примерно так должна была думать Вирджиния Эйнджел в тот день, когда она вошла в ангар и остановилась перед голым скелетом из дерева и металла, который, судя по виду, не смог бы продвинуться вперед и на метр, если только его не толкать вчетвером.
— Ты и правда думаешь, что эта штука продержится в воздухе больше ста часов? — поинтересовалась она. — Что она перенесет ветры в тех горах или проливные дожди в джунглях? Действительно считаешь, что мне следует сидеть здесь и молиться каждую минуту, чтобы этот драндулет продолжал работать?
— Он же для этого и предназначен.
— Нет! — сказала жена с явным вызовом. — Этот самолет был предназначен, чтобы учить людей летному делу в спокойных небесах Европы, и должен был регулярно проходить тщательный техосмотр в специальных мастерских, получающих запчасти с завода-изготовителя. Разве не так?
Ответа не последовало, поэтому она подошла ближе и положила руку на решетку радиатора, лежавшего на деревянной скамье.
— Что ты будешь делать, когда самолет начнет барахлить посреди Великой Саванны? — спросила она. — Ждать, что тебе пришлют из Лондона другой, или попытаешься приземлиться на вершине своей чертовой горы, даже зная о том, что у тебя может расплавиться двигатель?
— Пока мне всегда удавалось справляться с подобными затруднениями, — невозмутимо изрек ее муж. — Как-никак это моя работа.
Женщина, похудевшая за последние две недели на шесть килограммов, что явно было перебором для и без того худощавого создания, села рядом с радиатором и покачала головой.
— Ты ошибаешься! — проговорила она. — На самом деле твоя работа — разбиваться снова и снова, пока окончательно не сломаешь себе шею. Твоя настоящая работа — это самоубийство, хуже ее нет, потому что это настоящее оскорбление Господа. — Она обвиняюще ткнула пальцем в Дика Карри, который, опустив голову, молча смазывал колесную ось: — А теперь твоя работа — угробить еще и этого кретина, а ведь он мог бы встретить другую женщину, которая бы чуть меньше шлялась, обзавестись детьми и дожить до старости.
На этот раз она тоже не получила ответа: оба приятеля, казалось, отдавали должное ее правоте, однако вовсе не собирались отказываться от своего намерения.
Вирджиния Эйнджел подождала-подождала, потом, по-видимому поняв, что раз нет никакой возможности вступить в дискуссию, значит, нет и шансов одержать хоть какую-то победу, с усталым видом поднялась и направилась к выходу. Она выглядела крайне подавленной, как человек, осознавший, что потерпел поражение и десять лет жизни потрачены впустую.
