– Куда это вы собрались? – сухо осведомилась я.
– На прогулку, как и говорил, – ответил он и непринужденно прибавил: – Знаете, мне вдруг захотелось полюбоваться морем.
– Полюбоваться морем? – У меня даже дыхание перехватило. – У мамы будет приступ. Я же обещала непременно вернуться к обеду. Извините, доктор Мак-Эндрю, но креветок вам придется ловить в одиночестве!
– Э нет, – холодно возразил он. – Я сказал вашей маме, что мы в лучшем случае вернемся после чая. Так что к обеду она нас вовсе не ждет. К тому же она совершенно согласна со мной в том отношении, что молодой женщине просто вредно столько времени проводить за письменным столом, занимаясь документами.
Да уж, поняла я, в тактическом чутье Джону Мак– Эндрю не откажешь!
– Неужели моему здоровью нанесен такой страшный ущерб? – ядовитым тоном осведомилась я.
– Безусловно! – без колебаний ответил он. – Вы уже начали сутулиться.
Я не выдержала и рассмеялась.
– Знаете, доктор МакЭндрю, вы, по-моему, законченный проходимец, и я не стану иметь с вами никаких дел! Сегодня вам, может, и удалось меня похитить, но в следующий раз я буду куда осторожней.
– Ах, Беатрис! – с нежностью сказал он, улыбаясь мне. – Вы одновременно и поразительно умная девушка, и прямо-таки невероятная глупышка!
На это мне сказать было нечего, я поняла, что самым глупым образом улыбаюсь, глядя ему в глаза, и краснею.
– И я думаю, – сказал он, отпуская вожжи и позволяя паре гнедых перейти на легкий быстрый галоп, – что мы с вами чудесно проведем этот день.
И мы действительно провели этот день чудесно. Домоправительница доктора столько всего положила в его корзинку для пикника, что нам мог бы позавидовать любой лорд. Обедали мы на вершине холма, и весь Сассекс лежал у наших ног, а над нами высился божественный голубой купол небес. То, что я устроила прошлой ночью на чердаке западного крыла, как-то само собой забылось, словно ничего этого между мной и Гарри и не происходило, и я наслаждалась блаженным покоем солнечного дня и не воображала себя ни богиней, ни ведьмой. Сегодня я была самой обыкновенной хорошенькой девушкой и испытывала несказанное удовольствие от того, что мне не нужно ни перед кем притворяться, не нужно никем повелевать. После болезненного преклонения Гарри, после его униженного подобострастия уверенная, ласковая улыбка Джона МакЭндрю была мне особенно приятна, хотя он порой и бросал на меня быстрые, будто оценивающие взгляды. Но его я никогда не смогла бы представить себе ползающим у моих ног жалкой мокрой грудой сплошных угрызений совести, смешанных с патологическим сластолюбием. Я с одобрением посмотрела на него и улыбнулась, и он улыбнулся мне в ответ. Затем мы собрали то, что осталось от пикника, и поехали дальше.
До морского берега мы добрались как раз к чаю. Джон выбрал тот его участок, что был ближе всего к Широкому Долу – почти на самом юге. На этой узкой полоске земли разместилась крошечная рыбацкая деревушка в полдюжины лачуг и разбойничьего вида таверна. Когда мы остановили коляску возле этой таверны, Джон окликнул хозяина, и тот со всех ног бросился к нам, но был, по-моему, страшно удивлен нашим появлением и совершенно уверен, что в его заведении точно нет ничего достойного столь знатных господ. Впрочем, мы и сами так думали. У нас в повозке имелось все необходимое для чая – и заварка самого лучшего качества, и сахар, и сливки.
– Боюсь только, сливки, скорей всего, успели превратиться в масло, – сказал Джон МакЭндрю, расстилая на гальке коврик, чтобы я могла сесть. – Но простая деревенская девушка вроде вас наверняка и не ожидает, чтобы все получилось идеально, когда снизойдет до того, чтобы покинуть свою уютную усадьбу и посетить жалкое крестьянское жилище.
– Вы правы, – согласилась я. – А вы и разницы между сливками и маслом не почувствуете, потому что, осмелюсь заметить, вам и не доводилось пробовать настоящее масло и сливки, пока вы не пересекли границу Англии.
– Это точно! – И он тут же заговорил с сильнейшим шотландским акцентом: – Дома, в Шотландии, мы пьем исключительно асквибо!
– Асквибо? – воскликнула я. – Это еще что такое?
Его лицо омрачилось какими-то личными воспоминаниями, и он кратко пояснил:
– Это напиток. Шотландский виски. Очень крепкий. Похож на бренди, но значительно крепче. Прекрасное средство, если хочешь напиться до бесчувствия. И, к сожалению, очень многие мои соотечественники этим пользуются, желая позабыть о своих горестях. Но асквибо способен очень быстро стать хозяином человека и полностью подчинить его себе. Я знал немало таких людей, а одного из них, человека очень мне близкого и дорогого, этот напиток попросту разрушил.
– А вы его когда-нибудь пили? – спросила я, заинтригованная столь неожиданной серьезностью Джона. До сих пор таким серьезным я видела его лишь во время врачебных осмотров.
Он поморщился.
– Да, конечно. Я тоже его пил. В Шотландии. Там во многих питейных заведениях ничего иного и не подают. А в доме моего отца асквибо подают по вечерам вместо порто, и не могу сказать, чтобы я хоть раз от него отказался! Хотя, если честно, я даже немного его боюсь. – Он помолчал и как-то неуверенно посмотрел на меня, словно раздумывая, стоит ли доверять мне некую важную для него тайну. Потом вздохнул и тихо продолжил: – Когда умерла моя мать, я был на первом курсе университета. Как оказалось, это был для меня слишком тяжелый удар, и вскоре я обнаружил, что, если выпить асквибо, душевная боль на какое-то время проходит. А затем я пришел к выводу, что для хорошего самочувствия лучше всего пить все время… Мне кажется, к виски привыкаешь, как к наркотику – помните, я предупреждал вас, что нельзя злоупотреблять настойкой опия, потому что это может превратиться в дурную привычку. Я очень боюсь подобного привыкания и всегда стараюсь предостеречь от этого моих пациентов – ведь все это мне довелось испытать на себе. И теперь я легко могу выпить стакан виски вместе с отцом, но больше не возьму в рот ни капли. Алкоголь – это моя слабость, и мне всегда приходится держать себя в руках.
Я кивнула, лишь смутно понимая, о чем он говорит. Я знала одно: только что он признался мне в чем-то очень для него важном. Как раз в эту минуту из таверны появился ее хозяин; он с почтительной осторожностью нес на подносе серебряный чайник из набора Джона МакЭндрю, полный отлично заваренного индийского чая.
– Теперь я буду ждать, что на обратном пути на нас обязательно нападут бандиты, и охотиться они будут исключительно за вашими серебряными щипчиками для сахара, – весело заметила я. – Вы что, всегда путешествуете с таким набором серебряной посуды? Какое вульгарное хвастовство!
– Нет, не всегда. Только когда делаю предложение, – сказал он, и это почему-то прозвучало так неожиданно, что я вздрогнула и пролила свой чай. Даже на платье несколько капель попало.
– За ваши шутки вас следовало бы высечь кнутом! – сердито сказала я, стирая пятно салфеткой.
– Нет, нет, – сказал он, продолжая меня поддразнивать, – вы меня неправильно поняли. Хотя на вас я даже и жениться готов!
