Я пожала плечами.
– Если эти бутылки тебе не нужны, так не откупоривай их и не пей, – отрезала я. – Нельзя же из-за тебя заставить весь Сассекс соблюдать сухой закон. В доме всегда было и будет спиртное; где гарантия, что кто-то из слуг не принесет тебе стаканчик? Я не могу за всеми следить.
– Ты все можешь, Беатрис. И это по твоему приказу мне приносят вино, – сказал Джон с какой-то неожиданной, но все же надломленной силой. – Твое слово здесь – закон. Если бы ты захотела спасти меня, то легко запретила бы спиртное во всем поместье, и никто не посмел бы тебя ослушаться.
Я медленно раздвинула губы в улыбке и посмотрела прямо в его глаза с воспаленными красными веками.
– Это верно, – сказала я, сияя, как майское утро, – только я не стану запрещать в поместье спиртное, пока ты находишься здесь. Потому что мне доставляет удовольствие видеть, как ты убиваешь себя. И знай: тебе не будет покоя, пока я рядом. Каждый раз, как ты откроешь шкаф, или заглянешь под кровать, или полезешь за чем-то в буфет, прямо на тебя будет смотреть очередная бутылка. И вы с Селией ничем мне помешать не сможете.
– Я все расскажу Селии! – в отчаянии, точно ребенок, воскликнул он. – Я расскажу ей, что ты хочешь непременно меня уничтожить.
– Расскажи! – рассмеялась я обидным, издевательским смехом. – Беги скорей к Селии и пожалуйся ей на свою жену. А я скажу, что даже не видела тебя сегодня, что тебе все это просто примерещилось. И никакого порто я тебе не посылала, и винный погреб по-прежнему заперт, и, между прочим, это действительно так. Рассказывай кому хочешь и что хочешь, только тебе это все равно не поможет. Ничто не спасет тебя от пьянства, пока ты на моей земле! – победоносно закончила я и скользнула мимо него во двор.
Походка моя была легка и беспечна, как у девочки, когда я подбежала к няне и выхватила у нее из рук своего сына. Джон наверняка слышал, как Ричард радостно засмеялся, вновь увидев меня; наверняка слышал он и то, как я громко приказывала груму покрепче держать лошадей, пока мы с Ричардом садимся в двуколку.
Когда я взяла вожжи затянутыми в перчатки руками и слегка прищелкнула языком, трогая с места лошадь, то на мгновенье снова оглянулась и увидела, что Джон стоит на прежнем месте, еще более бледный и совсем понурившийся от безысходного отчаяния. Где-то в глубине души я испытала острый болезненный укол, видя его таким несчастным, побежденным, загнанным в угол. И тут же вспомнила, как он нападал на меня, как нежно обращался с Селией, и ревность, страх и бешеный мой нрав снова пробудились во мне и ожесточили мое сердце. Мне никогда не были свойственны полумеры. Да, когда-то я всем сердцем любила этого человека, но теперь я его ненавидела и боялась. Я чуть громче щелкнула языком, понукая коня, мы проехали мимо Джона и покатили дальше по залитой ярким зимним солнцем подъездной аллее.
Я вовремя перехватила Джона. Пока я ездила кататься, он, естественно, с глазу на глаз переговорил с Селией, и я, вернувшись, сразу заметила ее лицо в окне гостиной. И я ничуть не удивилась, когда Страйд явился прямо на конюшенный двор с устным посланием от нее. Страйд вежливо стоял поодаль и ждал, пока я держала Ричарда, которому хотелось погладить лошадку по морде, и пока я угощала ее зерном, припасенным в кармане; лишь после этого он сообщил, что леди Лейси выражала желание немедленно переговорить со мной, если мне будет это удобно. Я кивнула, еще разок обняла Ричарда, велела ему непременно съесть все, что ему дадут на обед, и быстрым шагом направилась в гостиную.
Селия шила, устроившись на широком подоконнике, и лицо ее опять казалось очень бледным и усталым.
– Добрый день, – радостно сказала я. – Извини, я прямо с конюшенного двора, и от меня, должно быть, еще пахнет конским потом. Я бы хотела до обеда успеть вымыться и переодеться.
Селия кивнула с улыбкой, которая, впрочем, в ее глазах так и не отразилась, и спросила:
– Беатрис, ты сегодня видела Джона?
– Видела мельком, но с ним не разговаривала, – мгновенно ответила я самым непринужденным тоном. – Мы встретились на лестнице, но я спешила, потому что Ричард с няней меня уже ждали.
Ее взгляд вдруг стал пристальным.
– Значит, вы ничего друг другу не говорили? – спросила она.
– Нет, – пожала плечами я, – я ведь была вместе с Ричардом, а Джон выглядел совершенно больным. Я не хотела расстраивать ребенка.
Теперь на лице Селии был написан ужас.
– Беатрис, мне страшно! – воскликнула она, а я с удивлением и сочувствием спросила:
– Что случилось, Селия? В чем дело?
– В Джоне! – Она уже была готова расплакаться. – Мне кажется, он бредит. Возможно, у него начинается белая горячка.
Я сделала вид, что потрясена ее словами, и села с нею рядом на широкий подоконник. Затем вынула из ее помертвевших рук вышивание и снова спросила:
– Что случилось? Почему тебе так кажется?
Селия, тщетно пытаясь подавить рыдания, закрыла руками лицо.
– Джон пришел ко мне почти сразу после завтрака, – сказала она. – Выглядел он ужасно и разговоры вел какие-то дикие. Он сказал, что ты ведьма, Беатрис. Что ты одержима этой землей. Что ради этой земли ты уже не раз убивала и теперь пытаешься и его тоже убить. Что ты сказала, будто он повсюду, в любом месте всегда будет находить выпивку, пока эта выпивка его не убьет. А когда я предположила, что, может быть, ему просто приснился дурной сон или что-то примерещилось, он совсем уж дико на меня глянул, пробормотал: «Значит, она и вас тоже охмурить сумела!» – и бросился вон из комнаты.
Я обняла ее, и Селия, прильнув ко мне своим мягким податливым телом, заплакала, уткнувшись носом в мое плечо.
– Ну-ну, Селия, не плачь, – сказала я. – То, о чем ты рассказываешь, звучит, конечно, ужасно, но я уверена: в конце концов его еще можно вылечить! Возможно, он и впрямь слегка помешался, но мы сумеем ему помочь.
Селия судорожно вздохнула и затихла. Потом прошептала:
– Он уверен, что все это твоих рук дело, Беатрис. Он говорит, что ты настоящее чудовище. Он называет тебя ведьмой!
– К сожалению, так часто бывает, – печально сказала я. – Пьющие люди начинают считать своими врагами именно тех, кого любят больше всего на свете. Это свойство пьяного безумия, мне кажется.
Селия кивнула, выпрямилась, вытерла глаза и сообщила:
– Он ведь вчера вечером снова напился. И я оказалась не в силах это предотвратить. Он объяснил мне, что бутылка просто появилась у него в комнате, потому что ты его прокляла и теперь выпивка сразу же появляется повсюду, стоит ему руку протянуть.
– Ну да, теперь он во всем будет обвинять меня, – сказала я. – Хотя я думаю, что в глубине души он по-прежнему меня любит. Но именно поэтому он теперь так против меня и настроен.
Селия задумчиво посмотрела на меня.
– Ты так спокойно говоришь об этом, Беатрис. Твой муж теряет разум, а ты прямо-таки невероятно спокойна.
