– А как же выкуп прав на наследство? – нервно спросил Гарри.
– Ах, это! – Я несколько театральным жестом поднесла руку ко лбу. – Давай пока оставим эту идею. Мне еще не совсем ясно, как тут лучше поступить. Возможно, уже через месяц Джон будет дома, и мы сможем все это обсудить с ним вместе. А пока можно понемногу наращивать доходы от поместья и стараться экономить, приберегая все излишки. Но сейчас нет ни малейшей необходимости бросаться в бой, пытаясь изменить право наследования.
Гарри явно испытал облегчение после моих слов. Селия, не имея никаких иных доказательств, кроме своей острой интуиции и чрезвычайной чувствительности ко всякой лжи, вела себя недоверчиво и беспокойно и сумела отчасти передать свое беспокойство Гарри. Его вопрос о том, откуда Джон брал выпивку, его тревога по поводу моих планов – все указывало на происки Селии, которая почуяла, что весь Широкий Дол пляшет под мою дудку, но никто, кроме меня, толком не знает, куда мы идем, и никто, кроме меня, не имеет настоящего доступа к управлению поместьем. А потому никто, кроме меня, и не может сказать, кто выиграет в столь рискованной игре.
– Я понимаю, для тебя это очень болезненный удар, – ласково сказал Гарри, – но ты не слишком огорчайся, Беатрис. Мне тоже кажется, что доктор Роуз способен вылечить Джона, а когда он вернется, все у нас будет по-прежнему.
Я в ответ изобразила бледный призрак храброй улыбки и сказала:
– И я тоже очень на это надеюсь. Ладно, Гарри, иди и успокой Селию. Заверь ее, что я, хоть мне и очень горько, все же не сломаюсь под тяжестью этого горя.
Гарри легко чмокнул меня в макушку и удалился. А я еще посидела у затухающего огня, выпила бокал порто, отказалась от ужина и решила пораньше лечь спать. У меня на завтра было запланировано множество сложных дел. Завтра должен был приехать мистер Льюэлин, чтобы осмотреть поместье и выбрать кусок земли под закладную – мне необходима была эта сумма, чтобы заплатить юристам за работу по изменению права наследования. Только после этого я могла, наконец, написать им, чтобы они начинали действовать. И теперь у меня практически был доступ к состоянию семейства МакЭндрю, чем я и намеревалась воспользоваться, чтобы выкупить Широкий Дол для моего сына у Чарлза Лейси. А потом Ричард смог бы передать его своему сыну, а тот – своему, и так далее по длинной-длинной, уходящей в века цепочке. И все будущие хозяева этого поместья стали бы моими потомками, потомками ведьмы из Широкого Дола!
Глава шестнадцатая
С виду мистер Льюэлин мне понравился. Это был валлиец лет пятидесяти, сколотивший состояние на разведении пони, маленьких горных лошадок. Мало того, он вывел собственную линию таких лошадок и поступал весьма хитроумно: после месяцев безжалостных тренировок преподносил своих пони в качестве подарка представителям лондонского высшего общества. Это окупилось сторицей. Его лошадки возили на своей спине наследников самых богатых семейств, демонстрируя на редкость спокойный нрав и обеспечивая своим юным наездникам полную безопасность, и вскоре возникла не просто мода на горных уэльских лошадок, но и поистине сумасшедшее увлечение ими. В итоге чуть ли не у каждой дочки мясника появилась такая лошадка. Потом, конечно, мода на маленьких пони переменилась, но у мистера Льюэлина к этому времени был уже чудесный особняк в Лондоне и столько денег, что ему больше не нужно было ездить в Уэльс и морозными туманными ночами выходить из дома, чтобы разбить лед в конских поилках.
Однако он не утратил ни грамма своего острого крестьянского ума, проживая в роскошном городском особняке. Его голубые глаза так и поблескивали, когда он взирал на замерзшие поля Широкого Дола, прикидывая, какой вид открывается из окон моего кабинета, и, похоже, оценивая буквально каждое дерево в нашем парке.
– Аккуратное поместье, – одобрительно заметил он.
– Мы очень многое здесь улучшили, – сказал Гарри, с наслаждением прихлебывая кофе, и указал мистеру Льюэлину на карту поместья, где границы тех полей, которые мы уже подвергли огораживанию, были обозначены желтой линией: это был цвет пшеницы, которую мы намеревались весной там посеять. Мы с Гарри провели немало долгих и весьма волнительных переговоров, выгораживая пунктирной оранжевой линией и все те участки, на которых могла бы расти пшеница, если их хорошенько вычистить. Каждый раз, как пухлый палец Гарри словно стирал с карты лесок или роскошный луг, меня охватывало ужасное предчувствие утраты.
– Вряд ли нам удастся огородить и Норманнский луг, – говорила я, например. – Это поле брани, и плуг станет выворачивать из земли черепа и кости наших далеких предков. Мы никогда не позволяли даже приближаться с плугом к этому полю. Вся деревня уверена, что там обитают духи павших воинов.
– Я этого не знал, – сказал Гарри заинтересованно. – И какая же битва там состоялась?
– Наверное, та самая, благодаря которой мы и получили эти земли, – грустно сообщила ему я. – Считается, что именно там наши предки из семейства Лё Сэ с горсткой воинов-норманнов одержали победу над саксонскими крестьянами. Это сражение длилось три дня, пока не были убиты все мужчины в этом селении. Во всяком случае, так гласит легенда.
– Что ж, из их праха получилось неплохое удобрение! – весело заявил Гарри. – Смотри, Беатрис, если пустить под посевы пшеницы луг Большого Дуба и луг Трех Ворот, то не имеет смысла оставлять посредине луг, где растет трава.
Для меня, в общем, все его затеи смысла не имели. Мне не нравились эти перемены, направленные на уничтожение нашего хозяйства, приносящего достаточно высокие доходы. Хозяйства, где люди, владеющие землей, и люди, на ней работающие, издавна сосуществовали в некой устойчивой гармонии. Хозяйства, где память о том, что некогда будущие хозяева этой земли уничтожили почти все тамошнее население, осталась всего лишь в названии одного из полей. До сих пор Широкий Дол был маленьким островком надежности и стабильности в быстро меняющемся облике сельских районов. Повсюду вокруг нас землевладельцы меняли способы ведения хозяйства на более современные. Назначали более высокую арендную плату, да и землю сдавали в аренду на более короткий срок; отменяли традиционные права на так называемые общинные земли, не считаясь с интересами бедняков, так что тем приходилось покидать насиженное место. Теперь все чаще использовали труд батраков из работных домов, а не заботились о собственных крестьянах, обеспечивая их работой. И все чаще хозяева земли огораживали высокой стеной с острыми зубцами свои леса и парки, чтобы не видеть исхудавших от голода лиц крестьян и их глаз, в которых горел гнев.
Но затем я вспомнила о необходимости выкупить права на наследство для моего сына, и сердце мое ожесточилось. Когда Ричард и Джулия станут хозяевами и сонаследниками Широкого Дола, они сумеют как-то расплатиться с теми людьми, которым я была вынуждена нанести такой вред, но сейчас мне необходимо было найти деньги, чтобы проложить для своего сына путь к трону хозяина поместья. Когда Ричард будет править этой землей, он сможет восстановить и крестьянские огороды, и старые сенокосные луга, и старые тропы. Он снова позволит крестьянам ставить силки на кроликов и ловить рыбу в Фенни. Когда Ричард станет здешним сквайром, он сможет отказаться от распаханных под пшеницу полей и снова превратит их в общинные земли. И через несколько лет (ну, хорошо, пусть даже через много лет!) Широкий Дол опять станет таким же, каким был до того, как мы с Гарри решили его ограбить. Мой Ричард сможет восстановить справедливость там, где я была вынуждена посеять несправедливость; он сможет снова сделать Широкий Дол процветающим. Но единственный известный мне способ сделать его хозяином этого поместья связан с тем, что сперва я буду вынуждена причинить зло и самому поместью, и людям, которые живут на этой земле.
