– Наш Широкий Дол станет совсем другим, – сказала я.
– Да, – согласился Гарри, – он постепенно превратится в правильно спланированное хозяйство и перестанет быть просто живописным скоплением лесов, холмов и лугов.
Увы, это, похоже, именно так и будет, печально подумала я.
Заказанная мною карта поместья, которой я так гордилась и с помощью которой не раз разрешала всякие пустячные споры из-за границ земельных участков и проложенных там тропинок, теперь в основном доставляла удовольствие Гарри. Он подвел к ней мистера Льюэлина и, крепко держа его за плечо, стал объяснять грядущее переустройство поместья.
– Вы планируете многое здесь сделать, – с уважением сказал мистер Льюэлин, вглядываясь в помеченные оранжевым пунктиром границы будущих полей, расползавшиеся, как плесень.
– Да, – с гордостью согласился Гарри.
– Значит, вы верите в пшеницу? – спросил, улыбаясь, лондонский купец.
– Конечно! – сказал Гарри. – Именно она дает в наши дни наибольший доход.
Мистер Льюэлин – бывший крестьянин из тех мест, где выращиванием зерновых культур всегда было заниматься довольно сложно, – кивнул и сказал:
– Да, это верно. Но не слишком ли быстро вы хотите столь многое здесь изменить?
Гарри наклонился к нему и негромко, доверительным тоном пояснил:
– Видите ли, у нас задуман один довольно сложный проект, и для его осуществления нам, естественно, понадобятся немалые деньги, поэтому…
– Мы и надеемся собрать необходимые средства благодаря отданной вам под залог земле, – ловко прервала я Гарри, – а сам залог выплатить за счет тех доходов, которые получим с дополнительных пшеничных полей. Таким образом, оборот денег в поместье останется на нынешнем, довольно высоком уровне, несмотря на заем.
Мистер Льюэлин кивнул, и в его проницательных голубых глазах заискрилась улыбка. Он явно заметил, что я заставила Гарри умолкнуть.
– Но тогда вы упустите урожай сена, – сказал он. – Представляете, сколько вам будет стоить покупка кормов на зиму для ваших животных?
Я взяла один из своих листков с расчетами – собственно, все расчеты делала я, а не Гарри.
– Нам понадобится от восьмисот до тысячи фунтов в зависимости от установившейся цены, – спокойно сказала я. – Впрочем, овец мы будем кормить турнепсом и этим новомодным силосом из клевера. Корнеплоды и клевер будут выращиваться на тех полях, которые отдыхают от пшеницы.
– А сено для лошадей? – спросил мистер Льюэлин, поворачиваясь к Гарри. Но ответила ему снова я.
– Лошади, разумеется, никогда не оправдывают своего содержания, – сказала я, – но мы постараемся сохранить достаточно сенокосных лугов, чтобы их прокормить.
Мистер Льюэлин внимательно изучил листок с моими расчетами и спросил:
– Вы позволите мне посмотреть, как все это выглядит в реальности? – Он поставил на стол кофейную чашечку и приготовился встать.
– Да, конечно. Мой брат Гарри все вам покажет, – сказала я, разведя руками и указывая на свое черное платье. – Я все еще в трауре и могу ездить только в коляске.
– Тогда давайте все вместе и поедем в коляске! – искренне улыбаясь, предложил он, и я невольно улыбнулась ему в ответ и сказала:
– Я буду очень рада. Но в таком случае, я сперва предупрежу на конюшне, а потом переоденусь. Вы ведь подождете меня? Я недолго.
Я выскользнула в коридор и крикнула с крыльца конюху, чтобы он запрягал Соррела в новую двуколку. Мне потребовалось всего несколько минут, чтобы надеть свою черную бархатную амазонку, а сверху я накинула теплый плащ из тонкого черного сукна, потому что этот декабрьский день был довольно холодным.
– Значит, вы предпочитаете ездить в коляске, а не верхом? – спросила я у мистера Льюэлина, когда он заботливо укрыл нам ноги ковром и мы покатили по подъездной аллее. Копыта Соррела громко стучали по замерзшему гравию и твердой, как камень, земле.
– Я предпочитаю осматривать землю с тем, кто ею занимается, – подмигнув мне, ответил мистер Льюэлин. Потом снова искоса на меня посмотрел и сказал: – Я думаю, на этих полях немало ваших следов, миссис МакЭндрю.
Я улыбнулась в знак того, что полностью с ним согласна, но ничего не ответила.
– Какой у вас чудесный лес! – Мистер Льюэлин вертел головой во все стороны, любуясь буками, посеребренными свежим, выпавшим прошлой ночью снежком.
– Да, чудесный, – сказала я. – Но его мы в залог никогда не отдадим. Впрочем, у нас есть и другой лес, который, по-моему, мог бы вас заинтересовать. Там в основном ели и сосны; и расположен он гораздо выше, на северных склонах холмов.
Мы свернули на узкую проселочную дорожку, и Соррел устремился вперед, легко таща довольно тяжелую двуколку и выпуская из ноздрей клубы пара; мне даже приходилось его придерживать.
Полоски общинной земли, на которых жители деревни в течение последних семисот лет выращивали овощи, были белыми от инея. Невысокие каменные изгороди между ними были по большей части уже разрушены; и весной мы собирались распахать все эти огороды, за которыми деревенские так долго и так тщательно ухаживали.
Мы выигрывали около двадцати акров, отняв у крестьян ту землю, что служила им своеобразным щитом в неурожайные годы, спасая от голода и давая возможность вырастить что-то для собственной кастрюли и для прокорма домашней птицы. Их права на эти крошечные полоски земли нигде не были письменно зафиксированы; и, разумеется, никакого договора никто с ними не заключал. Существовала просто древняя традиция, согласно которой эти несколько акров всегда предоставлялись жителям деревни для личных нужд. И когда я приехала в деревню и сообщила тамошним старейшинам, что следующей весной мы намерены распахать их огороды и засеять эту землю пшеницей, они ничем не могли этому помешать.
Я тогда не стала подробно обсуждать с ними эту проблему; я даже из своей двуколки не вылезла. Я встретилась с деревенскими стариками под большим каштаном на общинном лугу, и, пока я все это им излагала, пошел снег, так что я уехала, а они были вынуждены высказывать свое недовольство дома, у очага, а не в моем присутствии. Да и в любом случае урожай этого года был уже убран: картошка выкопана, капустные кочаны срезаны. До следующей зимы, думала я, они даже не почувствуют, что лишились своих жалких огородов.
И потом, помимо огорода почти у каждого жителя нашей деревни имелся при доме небольшой садик. Обычно эти садики были полны цветов, которыми гордились все члены семьи. Что ж, цветочкам придется исчезнуть; да и маленькие, поросшие травой лужайки, где играли дети, тоже перекопают под овощные грядки. И все это ради того, чтобы к землям Широкого Дола прибавилось еще двадцать акров? Нет, все это ради того, чтобы мой сын Ричард еще немного приблизился к трону хозяина поместья! Нам необходим был даже этот небольшой дополнительный доход.
Я остановила Соррела, привязала его к столбику ограды и повела своего спутника по узкой тропинке, проходившей по бровке холма, к молодым посадкам, защищенным новой изгородью из ивняка, несъедобного для овец.
