– Почему же они так сильно этим огорчены? – спросила я. – Ведь этот Джайлс был очень стар, должен же он был когда-нибудь умереть.
Миссис Мерри так и впилась в меня своими проницательными глазами.
– Он не от старости умер, мисс Беатрис, – сказала она. – Он отравился. Теперь его придется за оградой кладбища хоронить и без заупокойной службы.
Я невольно охнула:
– Отравился! – Я была так потрясена, что вскрикнула слишком громко, несколько арендаторов с любопытством глянули в мою сторону, явно догадываясь, какую новость сообщает мне миссис Мерри.
– Тут, должно быть, какая-то ошибка, – уверенно сказала я. – Кому вообще могло прийти в голову, что старый Джайлс на такое способен?
– Так ведь он сам сказал, что сделает это, – храбро возразила мне миссис Мерри. – Когда вы перестали давать нашим людям работу – ну там, канавы копать или изгороди ставить, – Джайлс совсем без денег остался. Правда, недели две он еще как-то жил на свои скудные сбережения, потом еще неделю у соседей занимал, а потом понял, что ему одна дорога – в работный дом. Только он всегда говорил, что уж скорей себя убьет, чем туда отправится. А сегодня утром его нашли мертвым. Он выпил стрихнин, который попросил на мельнице – сказал, что у него в доме крысы завелись и надо их потравить. Ох и страшной же смертью он умер, мисс Беатрис! Тело дугой выгнулось, а лицо все почернело. Его как раз в гроб положить пытались, когда вы мимо церкви ехали. Неужто вы ничего не заметили, мисс Беатрис?
– Нет, – прошептала я. И больше не смогла прибавить ни слова. Где-то в глубине моей души, в самом потаенном ее уголке, раздавался тихий печальный плач – это я безмолвно оплакивала то хорошее, что всегда было связано с Широким Долом, но теперь, похоже, было сломано и погибло. Погибло, умерло почти столь же мучительной смертью, как старый Джайлс. И для гибели всего этого тоже понадобилась совсем небольшая доза яда.
– Ты не знаешь, что такое со всеми? – крикнул мне Гарри, как обычно выбрав для этого самый неподходящий момент. – Я никогда еще не видел столько мрачных лиц. Ну же, ребята, встряхнитесь! Ведь сегодня рождественское утро!
Замкнутые лица людей повернулись к нему; их взгляды были исполнены презрения; потом люди снова потупились, переступая с ноги на ногу и шурша мерзлым гравием. К счастью, Гарри не успел еще сильней усугубить ситуацию: двери дома распахнулись, и оттуда вышли слуги, неся праздничное угощение для детей.
– Джайлс умер, – тихо сказала я Гарри. – Похоже, совершил самоубийство. У него кончились все сбережения, а в работный дом он идти не захотел. Его сегодня утром нашли. Как видишь, в его смерти все винят именно нас. По-моему, нам лучше подождать, пока все выпьют за наше здоровье, и сразу же ехать домой.
Румяное лицо Гарри сразу побледнело.
– Господи, как это плохо, Беатрис! – сказал он. – Не понимаю, зачем Джайлсу было так поступать. Ведь мы никогда не позволили бы ему голодать.
– Возможно, он этого не знал, – резко ответила я. – Он хотел получить работу, а не милостыню. Впрочем, теперь он все равно уже мертв. И давай поскорее уберемся с этого праздника, пока какая-нибудь сплетня не добралась до ушей Селии. Ее совершенно ни к чему расстраивать такими вещами.
– Ты права, – сказал Гарри, озираясь в поисках Селии. Она стояла неподалеку, держа на руках какого-то деревенского младенца и ласково ему улыбаясь. Мать ребенка стояла с ней рядом и с нежностью и теплотой смотрела на них обоих. Да уж, ее взгляд, устремленный на Селию, был совсем иным, чем те холодные взгляды, которыми крестьяне встречали меня!
– Мы ненадолго! – звонко выкрикнул Гарри, обращаясь к собравшимся. – Мы приехали только для того, чтобы пожелать вам успехов в новом году, и надеемся, что вам понравится тот маленький праздник, который мы совместно с доктором Пиерсом для вас устроили.
Затем он повернулся к Селии, коснулся ее плеча, и они вместе направились к карете. Я двинулась следом, отставая от них на пару шагов и спиной чувствуя устремленные на меня взгляды. И душу мою вдруг охватило странное ощущение; мне показалось, что этот Браковщик или кто-то вроде него тоже где-то неподалеку, а значит, я уже не могу чувствовать себя в полной безопасности. Но я тут же заставила себя успокоиться. Все эти неприятности связаны с тем, что сейчас середина зимы, уговаривала себя я, и крестьяне просто устали от холодов и слишком длинных и темных ночей. Да и смерть Джайлса, конечно, на всех подействовала – ведь все бедняки до ужаса боятся и работного дома, и богадельни, и мало кто соглашается отправиться туда по собственной воле. А как только придет весна, жить сразу станет легче. И о смерти Джайлса все постепенно забудут.
Сев в карету, я повернулась к окну, чтобы убедиться, что, в общем, ничего не изменилось, что рождественский праздник проходит так же весело, как и всегда, а страшный поступок Джайлса огорчил только его родственников и друзей и остальные жители деревни вскоре перестанут об этом думать. Я была уверена: как только дети наедятся досыта, взрослые начнут игры и танцы, ведь так всегда бывало в Широком Доле на Рождество, и вряд ли возможно, чтобы в нашем поместье все так быстро изменилось в худшую сторону.
Однако я была потрясена тем, что увидела. В хорошеньком саду викария царил невероятный хаос. Наше отступление к карете послужило сигналом к тому, что бесплатное угощение доступно для всех, и теперь дети ползали под столами, стараясь ухватить хоть что-то из еды, и сразу же запихивали это в рот, а взрослые, расталкивая и детей, и друг друга, жадно рассовывали съестное по карманам. Это походило скорее на небольшое столпотворение или маленький бунт, а не на праздник. Мисс Грин и слуги, стоя на крыльце, с ужасом наблюдали за происходящим. А за окном кабинета мелькнуло совершенно белое лицо доктора Пиерса, который в страхе смотрел, как его прихожане, толкаясь, разрывают на куски буханки хлеба и прямо ногтями раздирают копченые окорока. Те сладости, которые я привезла из усадьбы, никого не интересовали; их попросту бросали на землю, и лишь самые маленькие ребятишки, рискуя быть раздавленными, ползали под ногами у дерущихся друг с другом взрослых, пытаясь до этих сладостей добраться. А их голодные матери и отцы тем временем вели отчаянную борьбу за более существенную пищу.
– Поехали! – резким тоном приказала я вознице, и в голосе моем отчетливо прозвучал страх. Да и сам возница буквально застыл на козлах при виде такой лихорадочной схватки за съестное. Однако, услышав мой приказ, стегнул лошадей, те рванули вперед и унесли нас прочь, избавив от этого кошмарного зрелища.
– Что там происходит? – все спрашивала встревоженная Селия, которой почти ничего не было видно, поскольку она сидела в глубине кареты и мое окно заслоняла от нее огромная туша Гарри. Я же еще больше наклонилась вперед, собственным телом закрывая от нее обзор, и быстро сказала:
– Ничего особенного. Грубые праздничные забавы! – Я очень старалась, чтобы голос мой не дрожал. – Дети растаскивают угощение, как белки. – Я глянула на Гарри. Лицо у него совсем побелело, и все же он, повинуясь моему строгому взгляду, кивнул и, поддерживая меня, сказал, что ничего страшного не случилось.
