– Селия! – крикнула я. – Подожди! – Пальцы у меня дрожали от отчаяния, и мне не сразу удалось открыть задвижку окна. Наконец окно распахнулось настежь, и я заорала: – Остановитесь! – Конюхи, услышав меня, посмотрели вверх; они как раз закрывали ворота. – Остановитесь! Погодите! – снова закричала я.
В окошке кареты показалась голова Селии, и было ясно, что она приказывает кучеру немедленно ехать вперед. Я хорошо знала этого парня. Это я лет шесть назад помогла ему устроиться на работу в нашей усадьбе, когда мой отец подыскивал нового конюха. Я сказала отцу, что Бен как раз из тех людей, которые способны «зачаровывать» лошадей, чтобы те спокойно ходили в упряжке. А вот фамилию его я сейчас никак вспомнить не могла. Он всегда был «кучером Беном». Однако я знала, что он родился и вырос в Широком Доле. Но ведь это я тогда помогла ему с работой. Это я платила ему неплохое жалованье. И я была уверена, что он остановится. А тогда Селии все же придется вылезти из кареты, и мы с Гарри уж как-нибудь постараемся ее умилостивить, или запугать, или запутать, или смутить, но в итоге тем или иным способом вышибем из нее и это показное мужество, и столь не свойственную ей активность. И тогда я – безжалостный плуг, острая коса – смогу и дальше вести свою прямую борозду, свой ровный покос, что бы ни возникло у меня на пути.
– Кучер Бен! – крикнула я звонко. – Погодите! Я уже спускаюсь!
Я захлопнула окошко и ринулась вниз по лестнице. Мне потребовалось меньше минуты, чтобы оказаться внизу и выбежать на конюшенный двор. Но стук колес уже слышался за домом, я успела увидеть только, как мелькнул и исчез за поворотом задний фонарь. Карета быстро удалялась по подъездной аллее, потом, судя по звуку, свернула в сторону деревни, и я поняла: Селия направляется в Бристоль, к Джону.
– Стой! – взвизгнула я, точно торговка рыбой, навстречу апрельскому ветру и ночной темноте, беспомощно глядя на удаляющиеся огоньки кареты. Потом поискала глазами кого-нибудь из конюхов, чтобы послать его вдогонку, остановить карету и сказать, что мисс Беатрис требует, чтобы кучер Бен немедленно вернулся назад. Но сердитые приказания так и не успели сорваться с моих губ, и бешеный гнев стих в моей душе. Я стояла совершенно неподвижно в ночной тиши и дрожала от холода, исходившего, казалось, прямо из моего заледеневшего сердца.
Я поняла, почему кучер Бен не остановился.
Я вспомнила, как его фамилия.
Его фамилия была Тайэк.
Кучер Бен был племянником дедушки Тайэка!
Я повернулась и медленно-медленно вернулась в дом. Гарри все еще сидел за столом, но есть перестал – видимо, его все-таки встревожило поведение жены.
– А где Селия? – спросил он.
– Уехала, – тяжело обронила я и рухнула на стул в торце стола. Мы с Гарри смотрели друг на друга через весь длинный обеденный стол, как в тот вечер, когда впервые занимались любовью в лощине среди холмов. Мне казалось, что все это было давным-давно и страшно далеко отсюда. Гарри поставил передо мной графин с порто, и я, выбрав чистый бокал, щедро плеснула в него вина и залпом выпила. Порто согрел мне горло и желудок, но так и не смог растопить тот ледяной комок страха, что тяжело висел где-то под ребрами. Разве могло тогда нам прийти в голову, что один-единственный полдень, проведенный в сладких любовных ласках, так далеко нас заведет? Каждый шажок на этом новом, неизведанном пути казался нам таким легким, таким безопасным. Однако шаги следовали один за другим, и теперь тот золотоволосый юноша, который когда-то вызвал в моей душе безумную страсть, превратился в толстого, быстро стареющего сквайра. Слишком глупого, чтобы солгать собственной жене. Слишком несообразительного, чтобы справляться с собственными проблемами. И куда исчезла та прелестная девочка, что была способна вскружить голову любому? Она исчезла. Я где-то ее потеряла. Точнее, она умерла, но не сразу, а по частям – частично еще той осенью, когда подстроенное падение с лошади явилось причиной смерти ее отца. Затем погибла еще какая-то ее часть – когда она заманила в ловушку своего юного возлюбленного и ему перерубило ноги. Она почти совсем погасла, точно свеча, когда ее пламени коснулся последний, предсмертный, вздох ее матери. Так капля за каплей, как тают сосульки, растаяла и та юная девушка, какой я была когда-то; и только самая главная ледяная сосулька, в которую превратилось мое сердце, таять не желала.
– Я совершенно не понимаю, что происходит! – раздраженным тоном сказал Гарри. – Почему Селия была так расстроена? Куда она уехала? Не могла же она в такой час отправиться к кому-то с визитом? И почему она мне не сказала, что собирается куда-то выезжать?
– Совершенно не обязательно быть таким тупицей! – рассердилась я. – Ты прекрасно видел, что у нас с Селией произошла ссора. Никто ведь не просит твоей поддержки, так что тебе нет необходимости притворяться, будто ты ничего не понимаешь. Селия заявила, что лучше пусть Джулия лишится Широкого Дола, чем будет сонаследницей Ричарда и станет в будущем так с ним сотрудничать, как сотрудничаем мы с тобой. Это было сказано таким тоном, что я обиделась; в общем, слово за слово – и мы поссорились. А теперь она куда-то умчалась. Я полагаю, она намерена повидаться с Джоном, сообщить ему, что мы потратили все его состояние, и попросить его немедленно дать делу обратный ход. А это означает, что все наши усилия пойдут насмарку и договор между Джулией и Ричардом будет расторгнут.
Гарри только охнул, и я подвинула ему графин с порто. Он налил себе полный бокал и вернул графин на мою сторону стола. В комнате прямо-таки запахло заговором. Гарри многого не знал, зато сразу почувствовал, что его комфорту и благополучию что-то угрожает. Кроме того, в любом сражении за Широкий Дол он наверняка оказался бы на моей стороне.
– Они ведь не смогут это сделать без нашего согласия, не так ли? – спросил он.
– Нет, – сказала я. – И убедить Чарлза Лейси вернуть деньги они не смогут. Да, в общем, ничего им уже изменить не удастся.
– Но ты же говорила, что Джон будет доволен этим договором! – капризным тоном сказал Гарри. – И Селия тоже!
– Откуда мне было знать, что все так повернется? – сказала я. – Смею надеяться, Джон действительно был бы вполне рад. Но теперь твоя Селия ворвется к нему со страшной историей о том, как мы его ограбили во благо твоей дочери!
– Ну что ты, она никогда ничего подобного не скажет! – запротестовал Гарри. – Она знает, что я на такое не способен. И потом, Селия – слишком верная жена, чтобы выступить против меня.
– Да, но мне кажется, что и ее поразило некое безумие вроде того, которым страдает Джон! – сказала я. – Когда его отсюда увозили, она уже почти готова была поверить его воплям, что во всем виновата я, что я силой намерена засадить его в тюрьму, что у меня самые злодейские побуждения, да к тому же я хочу завладеть его состоянием. Это, конечно, просто безумие.
– Конечно, – неуверенно подтвердил Гарри.
– Вряд ли мы с тобой в последнее время сознавали, как эти двое стали близки, – осторожно продолжала я. – После смерти мамы Селия очень много времени проводила в обществе Джона. Они постоянно о чем-то беседовали в гостиной или вместе гуляли по саду.
