Правда, из-за высокой конкуренции особых доходов это занятие не приносило, но Франсуа не унывал: основной заработок он получал у хозяина небольшого кинотеатра, расположенного недалеко от его дома. Хозяин, господин Гранье, хотел слыть настоящим эстетом и требовал, чтобы афиши были не отпечатаны «на бездушной типографской машине», а непременно нарисованы «вручную настоящим художником». Вот Франсуа и трудился на этой ниве «высокого искусства» и временами чувствовал себя новым Дега. Так, например, совсем недавно он рисовал афишу к фильму «Сисси», с блистательной Роми Шнайдер в главной роли, – про австрийскую императрицу Елизавету – и честно вложил всю душу в портрет этой первой красавицы XIX века.
Сегодняшний день был далеко не самым счастливым в жизни художника. Мало того, что у него опять ничего не купили, так ещё и сейчас, проходя сады Тюильри и взглянув в хмурящееся небо, Франсуа понял, что не успеет до дождя добраться домой. Усилившийся ветер поднял клубы сероватой пыли и кинул ему в лицо. Чтобы протереть глаза, Франсуа вынужден был присесть на ближайшую скамейку. Ветер не унимался и теперь пытался «ослепить» художника обрывком газеты.
Зачем-то подняв его, Франсуа невольно прочитал, что «после непродолжительной болезни скончалась известная своей благотворительностью баронесса де Кардильяк. Будучи бездетной, она завещала всё своё многомиллионное состояние…» Это известие окончательно выбило Франсуа из колеи. Дело в том, что дом, в котором он снимал квартиру, находился как раз в собственности баронессы де Кардильяк. Особа экстравагантная и обожавшая искусство, она сдавала квартиры молодым талантам за чисто символическую плату, что и позволяло Франсуа, с его не слишком завидной карьерой «нового Дега», снимать жильё в таком престижном и дорогом месте, как бульвар Сен-Мишель. Теперь, конечно же, тот, кому де Кардильяк завещала своё многомиллионное состояние, не станет терпеть у себя практически нищих квартирантов…
Вдруг из-под скамейки буквально под ноги Франсуа бросилось тощее дрожащее существо мышиного цвета. На мгновение разыгравшееся воображение художника нарисовало демоническую горгулью с собора Нотр-Дам-де-Пари, но Франсуа тут же сообразил, что это всего-навсего левретка, которая явно потерялась и была страшно напугана (левреток, этих любимых собак королей и аристократии, он знал по средневековым гобеленам и картинам старых мастеров). Собака прижалась к ногам художника и мелко дрожала. С неба упали первые крупные капли дождя.
«Вот только тебя мне сейчас и недоставало для полного счастья, – с досадой подумал Франсуа. – Что же прикажешь с тобой делать?» И тут, словно поняв, что решается её участь, левретка, как пишут в плохих любовных романах, «своими бездонными глазами взглянула ему прямо в душу», а её «осиная талия» – уж что-что, а талия у левреток в буквальном смысле слова осиная – вызвала у молодого человека непреодолимое желание немедленно собаку покормить. Оставить на произвол судьбы такое беспомощное и нежное создание Франсуа не мог. Не желая окончательно промокнуть, он, больше не раздумывая, посадил найдёныша себе за пазуху и, проклиная всё на свете, поспешил, насколько позволяли тяжёлый мольберт и громоздкая папка для акварелей, к дому.
Обсохнув, согревшись и подкрепившись вместе с левреткой вчерашней курицей (собачья аристократка от куриного мяса, очищенного от костей, не отказалась и была вполне довольна ужином), Франсуа рассмотрел свою новую соседку по комнате. Собака была необыкновенно красива – изящная длинная шея, большие грустные глаза, мягкая бархатная шерсть со стальным отливом. А ещё она обладала одной особой приметой: на лбу между ушами у неё было белое пятнышко, по форме напоминавшее звезду. Сразу после еды левретка легко запрыгнула на старый диван Франсуа и разлеглась на подушках, царственно склонив голову набок. Пригревшись, она перестала дрожать и сладко зевнула, всем своим видом показывая, что привыкла спать исключительно в королевских условиях и ни о каких ковриках у двери даже речи идти не может.
Её хрупкость и, особенно, томное выражение глаз вызвали у Франсуа ассоциацию с прекрасным женским портретом, над которым он недавно работал. «Сисси! Я буду называть тебя Сисси!» – сообщил он собаке. Имя необыкновенно подходило левретке. Франсуа показалось, что она улыбнулась, одобряя его выбор, и тут же спокойно заснула, свернувшись калачиком на его подушках. Он не решился беспокоить «императрицу» и лёг спать у неё в ногах, подложив под голову свёрнутое одеяло.
Время шло, а новый домовладелец всё не объявлялся. Франсуа перестал вздрагивать от каждого стука в дверь и продолжал регулярно перечислять ту же символическую плату на прежний банковский счет. «Будь, что будет» – в конце концов решил он и окунулся в работу. Сисси – стоит ли говорить, что она так и осталась жить у Франсуа – поистине стала его музой. В порыве вдохновения он написал несколько акварелей с изображением левретки, и неожиданно оказалось, что они пользуются у покупателей гораздо большим спросом, чем все виды Парижа, вместе взятые. Франсуа тщательно выписывал каждую портретную деталь, не забывая белоснежную «звезду» на лбу, и эти акварели раскупались и туристами, и соотечественниками. «Мы теперь с тобой богаты, Сисси!» – сообщал с порога Франсуа, возвращаясь домой после очередной удачной сделки. При этом он никогда не забывал купить на обратном пути что-нибудь вкусненькое для своей «музы».
Однажды в конце весны, стоя как всегда на набережной Сены и продавая очередные «собачьи акварели», Франсуа заметил явно состоятельного человека, возможного покупателя. Он был одет в дорогое кашемировое пальто, столь же дорогие туфли и слегка поигрывал изящной тростью. Проходя мимо, он мельком взглянул на изображение Сисси и вдруг остановился как вкопанный.
– Где вы видели эту собаку? – без всяких предисловий грозно спросил незнакомец.
– Вам нравится акварель? Я продаю совсем недорого, – немного растерялся Франсуа от такого напора.
– Я не спрашиваю цену. По-моему, я выразился достаточно ясно – где вы видели ЭТУ собаку? Такого белого пятна нет больше ни у одной левретки в Париже, а возможно, и в мире.
«Всё ясно. Это хозяин Сисси. Теперь её отберут у меня», – с грустью подумал Франсуа. Но отпираться было бесполезно, и он честно рассказал незнакомцу про тот ненастный вечер, когда подобрал несчастную Сисси в садах Тюильри.
– Как-как вы назвали собаку? Нет, таких совпадений просто не бывает! – воскликнул странный господин и наконец соизволил представиться. Незнакомец оказался почтенным нотариусом, личным поверенным в делах покойной баронессы де Кардильяк, хозяином знаменитой нотариальной конторы на улице Гренель мэтром Роше. Левретка же принадлежала именно баронессе, но в день смерти хозяйки за собакой недоглядели и она сбежала. Возможно, её не стали бы искать, учитывая, что миллионерша почила в бозе, если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что в отместку многочисленным жадным до её денег родственникам всё состояние баронесса завещала… своей левретке Сисси, названной так в честь любимой актрисы баронессы, Роми Шнайдер, на которую, как казалось эксцентричной аристократке, собака была похожа. В случае смерти или пропажи левретки (зная характеры «добрых» родственников, баронесса предусмотрела и такой вариант) миллионы жертвовались на питомники для бездомных собак и содержание дома № 13 по бульвару Сен-Мишель, где проживали в основном бедные выпускники Парижской академии художеств. Мэтр Роше, согласно завещанию баронессы де Кардильяк, становился её душеприказчиком и новым владельцем указанного дома. На него была возложена ответственность за точное исполнение последней воли покойной.
