– Думаю, в любом случае у меня не останется времени возиться с тобой в пятницу, субботу и воскресенье, – резко сказал Габриэль и сразу же обругал себя. Будто она, дочь Пьера Манона, еще не поняла, какие паршивые, одинокие выходные будут у нее с таким парнем, как он. «Замни это, ты, идиот с плохим характером. Ты так жалок, когда строишь из себя принца», – сказал внутренний голос.
Но Джоли сжала руки на столе, будто закрывала ими нечто восхитительное и дразнящее. Она снова посмотрела на него, и ее глаза были… голодными. Живыми. Мрачность была смыта страстью.
– Вы действительно хотите этого? – произнесла она. – И на самом деле позволите мне написать кулинарную книгу вместе с вами? Я Джоли Манон, вы не забыли?
Да, и это дало ему порочный и бодрящий прилив ощущения победы из-за того, что он думал, как будет здорово отнять ее у отца. «Ха, слушай, ты, ублюдок, ты можешь потерять самое лучшее, что у тебя есть, и в этот раз она станет моей», – голос радостно клокотал. Нет, он должен подавить это чувство. Напомнить себе, что не такое уж он чудовище, чтобы позволить старой битве с Пьером снова повлиять на его жизнь. Ничто не замарает его отношение к Джоли, которое испытал задолго до того, как узнал, кто она. Будь он проклят, если причинит ей вред, она и так настрадалась рядом с властным отцом и взбалмошной матерью – эта красавица заслуживает лучшего обращения.
Но он вообще такой – всю жизнь старается делать для людей только лучшее.
И он всегда думал, что люди заслуживают большего, чем он мог сделать для них, не прилагая усилий.
– Дочь Пьера, – сказал он. – Я знаю. Я видел, что ты сделала для него.
«Я был бы в восторге, если бы ты в книге боготворила меня вместо него».
Она наклонилась вперед, достаточно близко для поцелуя.
– И вы сделаете свою Розу для меня? – спросила она вполголоса. – Мы могли бы снова ее использовать. Я могла бы рассказать историю о том, как вы впервые создали ее, когда работали на папу, и…
Он тяжело откинулся на стуле, оказавшись на расстоянии метра от нее и ее губ, которые, казалось, были готовы к поцелую.
– Нет. Розу – нет.
И не называй его «папа». Это заставляет меня чувствовать себя так, будто я душу кого-то. Себя, может быть.
Ее лицо вытянулось, что было достаточно плохо. Но потом она посмотрела почти с облегчением, что заставило его прищуриться. С облегчением, почему? Чего она избежит, если он не сделает Розу для нее? То, что произошло с Розой, разбило ему сердце. Какую же власть может Роза иметь над ее сердцем?
Габриэлю нравилась мысль, что у него есть власть над Джоли – его иск. От этой мысли все у него внутри стало жадным, зарокотало и начало подзуживать его наброситься на нее прямо сейчас.
И перекатить ее под себя в кровати, находясь в кромешной темноте. И никто не сможет спасти тебя от меня, даже ты сама.
– Так что, договорились? Я откажусь от иска, а ты напишешь со мной кулинарную книгу. Я пошлю одного из кузенов выложить денежки за квартиру, в которой ты сможешь жить где-нибудь поблизости. У кого-нибудь что-нибудь найдется.
Разве один из его кузенов не собирается на год перейти в парижское отделение фирмы «Ароматы Розье»? Может быть, удастся договориться с ним.
Джоли прищурилась, глядя на него.
– Вы хотите держать ваш иск над моей головой все то время, что мы будем работать вместе?
– Нет. Тебе надо позвонить своему агенту, поскольку я уже жду не дождусь, когда смогу вместо иска держать над твоей головой законный контракт на книгу.
Джоли поднесла Perrier к губам и сделала большой глоток прямо из горлышка. От этого ему захотелось положить свою руку ей на горло, чтобы почувствовать, как оно задрожит, когда прохлада скользнет в него.
– Это приятно слышать, – сказала она мечтательно.
Глава 10
Джоли потянулась за сумочкой, но Габриэль, сдвинув брови, так быстро прикрыл счет рукой, что у нее не было никакой надежды увидеть сумму, – он заплатил сам.
– Вы только что угостили меня фантастическими блюдами. А ведь чтобы приобщиться к высокой кухне, люди заказывают столики за полгода и летят через полмира, – сказала она сухо, пока они вставали. – Самое меньшее, что я могу сделать, это купить вам кофе.
Он схватил ее руку, будто боялся, что она что-нибудь ею сделает. Их пальцы сомкнулись. У нее перехватило дыхание, когда тепло его слегка шершавой ладони разошлось по всей ее коже. А он всего-то держал ее руку. Ей захотелось стать очень гибкой, чтобы обвиться вокруг него спелой виноградной лозой.
– Тебе не нужно платить мне тем же, – доброжелательно сказал он, направляясь по булыжникам place к ее краю, откуда можно было видеть город. Спускаясь по склону, город постепенно становился все более и более современным. Здания эпохи Возрождения у подножия шестисотлетних крепостных стен сменялись постройками семнадцатого и восемнадцатого веков, а потом, вдали, начинались современные дома. – Ты женщина. У дочерей Евы испокон веков существовали другие способы выразить благодарность. Можешь вести себя не так строго и официально?
Она, снова прищурясь, взглянула на него. Он посмеивался, глядя на пляж, спускающийся в море.
– Всем известно, что люди расслабляются и кокетничают на свиданиях.
Она попыталась выдернуть руку.
Он сжал сильнее.
– Прости. Иначе, боюсь, ты бы не поняла, что это свидание.
Высвободить руку рывком оказалось выше человеческих возможностей. Его пальцы были гибкими и теплыми, но крепкими, как сталь.
Она ощутила всплеск сильного желания и такого же сильного страха. Его сексуальные заигрывания она легко могла игнорировать, отказываться от них, отклонять как приводящие в ярость своим высокомерием. Но это было чем-то более серьезным и слишком нравилось ей, хотя не могло никуда привести.
– А мне казалось, это деловая встреча. Или, может быть, шантаж.
– Да, я понял, – сказал он с мрачной суровостью. – Вот почему я хочу все прояснить.
Она опять попыталась выдернуть руку. Могла ли она признаться самой себе, что причина, по которой она снова и снова пытается выдернуть руку, заключается в том, что она всегда испытывает сильное возбуждение, когда его цепкие пальцы удерживают ее? Когда, например, бьется, как птица, не может получить свободу.
Его рука снова сжалась.
– Ты перестанешь дергаться? Ты заставляешь меня нервничать, когда так делаешь, – заявил он.
Нервничать? Его профиль все еще был обращен к ней, но выражение сменилось на более серьезное и стало не очень-то счастливым.
– Зачем вам нервничать? Ждете, что я стукну вас или сделаю еще что-нибудь, если высвобожу руку?
Он покачал головой и не ответил. Только ласково потер большим пальцем костяшки ее пальцев.
