– Почему бы нам не пригласить их на обед? – предложила Джоли. – Мне они очень понравились. И мне интересно, как они с Леей собираются найти такой баланс.
Почему бы нам не пригласить их на обед… Будто мы – пара. Он почувствовал мгновенный прилив энергии и попытался задавить его так сильно, как только мог, но это оказалось не так-то просто.
– Несомненно, – выдавил он достаточно нейтральным тоном. – В понедельник или вторник было бы лучше всего. Я позвоню Даниэлю. – И тут же все испортил, потому что ухмыльнулся: – Нам?
Джоли заморгала, минуту обдумывая возможные последствия того, что только что сказала, и смутилась.
Но он же просто пошутил.
Ее взгляд скользнул в сторону, потом вернулся, и в нем было любопытство. Она знала, что он был не из тех, кто сначала предложит что-то, а затем отступит на шаг, когда собеседник уже даст согласие. Глядя на нее, он подумал, что запутал ее. Но все же надеялся, что она найдет правильный ответ.
Он наклонился к ней, чтобы она не искала слишком долго, до того, как начнет сомневаться в нем, и поцеловал.
Глубоким, жаждущим, неторопливым поцелуем.
В конце концов, куда торопиться? Ведь в своих мыслях она уже отвела время для развития их долгосрочных отношений и решила, что они будут парой. Он снова усмехнулся и закончил поцелуй, прежде чем всплеск желания мог бы сразить его.
Кто-то из играющих в boules стариков не смог удержаться.
– Давай, попытайся еще разок. Видно, ты никогда не сдаешься?
Габриэль замер, а потом потянул Джоли, чтобы она встала на ноги. Он сжал зубы. Проклятые семидесятилетние деды. Делать им нечего, кроме как насмехаться над мужчинами намного моложе их. Они же знают, что не получат отпор. И черт бы побрал эти маленькие городки на холмах, где все знают, что в течение десяти лет он терпел фиаско со свиданиями. Да, за эти годы он поцеловал нескольких женщин, но почему чертовым дедам приспичило вспоминать об этом прямо сейчас?
Габриэль увлек Джоли по переулку к каменной лестнице, которая теперь стала его самой любимой лестницей в мире. Возбуждение немедленно охватило его, лишь только нахлынули воспоминания. Если бы он оказался на месте собаки Павлова, то рефлексы у него вырабатывались бы чертовски быстро.
– Попытайся еще разок, – требовательно и возмущенно повторила Джоли слова старика. Возможно, он сможет украсть у стариков все boules или сделать что-то похлеще. Это заставило бы их страдать, хотя и недостаточно. – Что это значит?
Он выдвинул подбородок вперед. И скрестил бы на груди руки, но ему удалось овладеть ее рукой, и она не пыталась выдернуть ее.
– Ты помнишь, что всегда бросаешь мужчин, когда устаешь от них? Вот и меня всегда бросали.
И разве не замечательно признаться в этом той, кто, вероятно, могла бы быть с тобой каждый проклятый день всей твоей оставшейся жизни?
Джоли остановилась под высоко натянутой веревкой с тремя рубашками и повернула Габриэля лицом к себе.
– Женщины бросали тебя? – недоверчиво переспросила она.
Его сердце переполнилось радостью, а сам он был сбит с толку. Выходит, она не понимает женщин, которые делали то же самое, что так нравилось делать ей?
Джоли приблизилась к нему и прикоснулась пальцами к его груди.
– Они не сходили с ума по тебе? – мягко спросила она, вновь пожирая его глазами.
Он стремительно прижал ее к себе в жарком объятии, страстно целуя ее, но вскоре ему пришлось ухватиться за ближайшие железные перила, чтобы напомнить себе, что они находятся в общественном месте. Его дыхание прервалось, когда он еще крепче прижал ее к себе. Наконец он заставил себя поднять голову, и Джоли, тяжело дыша, прижалась щекой к его груди. Она вцепилась руками в его рубашку и прижалась к нему всем телом. Ее торжествующая, переполненная желанием радость не давала ей упасть. Хотя она чувствовала себя такой слабой…
Он же ощущал себя чертовски сильным. Настолько сильным, что мог бы нести ее в одной руке, и проломить дверь, и сорвать с них обоих одежду, и…
Он сделал долгий, с придыханием, вдох, чуть-чуть покачиваясь, пытаясь успокоиться.
Джоли потерлась о него щекой и сильнее вцепилась в его рубашку, не желая отодвинуться. Сквозь тонкую ткань футболки он ощущал ее быстрое дыхание. Она была такой гибкой. Он мог бы просто подхватить ее на руки, ведь до ее квартиры надо пройти всего несколько улиц. Все увидели бы их, а потом, когда она пришла бы в себя и все поняла, ей бы захотелось от стыда провалиться сквозь землю, а он бы все воспринял как должное.
Даже испытал бы яростное ощущение победы, спеша по улицам в ее квартиру с нею на руках, на виду у всего мира.
Он с трудом вздохнул, лаская рукой ее спину. Надо успокоиться.
Наконец-то она взглянула на него, и он быстро наклонился, чтобы сорвать с ее раздвинувшихся влажных губ еще один поцелуй.
Он не чувствовал своей вины. Она посмотрела на него снизу вверх, не отрывая щеки от его груди. Ну и где ему брать силы, чтобы держать себя в руках?
Один поцелуй, и другой, и еще три. Его рука соскользнула с перил, настойчиво лаская волосы Джоли, отводя выбившиеся пряди от ее лица. Прикосновения губ были так восхитительны! Поцелуи, ее ответ – ему все было мало.
Маленькая собачка мадам Делатур начала обнюхивать его лодыжку, и это оказалось спасением. Ему удалось оторваться от Джоли. Он увидел, как мадам Делатур проходит мимо, старательно отводя взгляд, и на ее лице держится почти нейтральное выражение, за исключением разве что небольшой улыбки, изогнувшей ее губы.
– Я больше не могу прикасаться к тебе. – Ему не хватало воздуха. – Я могу умереть.
Заведя руки за спину, он вцепился в кованые железные перила. Джоли вынудила себя сделать шаг назад, но ее взгляд потерялся на Габриэле. Ее глаза медленно переходили с его пальцев, обхвативших железо, на жилистые руки, потом на незащищенную, неприкрытую грудь.
Он зажмурился и отвернулся.
– Non
[81]
, non, non, не смотри на меня так, Джоли. Ты и понятия не имеешь, как…
Вероятно, она не имела понятия. Казалось, его чувства всегда были сильнее, чем у кого бы то ни было. Он был особенным, беззащитным, порабощенным своими чертовыми чувствами.
Он взглянул на Джоли. В ее глазах горело желание. Чернота ее зрачков опять поглотила золото ее радужки. Она подняла руку и очень нежно коснулась его напряженной груди.
В нем вспыхнул гнев. Черт бы ее побрал, она не должна так играть с ним. Жестокая маленькая женщина. «Я брошу тебя, когда мне захочется».
– Я должен вернуться к работе, – проворчал он и ушел так быстро, как только смог. Ему понадобился целый час, чтобы успокоиться и чтобы желание бить окружавших его людей головами о стену сменилось желанием разбить свою голову. Ты идиот. Какой дурацкий момент, чтобы выйти из себя.
