Таня и Люси
Едва только Таня и Люся остались наедине, они бросились друг другу в объятия. Это ведь не пустые слова – «родная кровь». Когда ты одинок и рядом нет никого, кому можно довериться, родство становится важнее всего на свете. Сестрам ли, хлебнувшим лиха в чужом и чуждом Шанхае, не знать о том?
– Люсенька, душенька, как ты? – прошептала Таня ей на ухо.
– Танюша, это все потом! – Люся, всхлипнув, едва заставила себя разжать руки. Но позволить себе просто стоять, обнявшись, позабыв обо всем, они не могли, никак не могли. В любой миг эти ненадежные объятия окажутся разомкнуты, безжалостный ветер другого времени, другого мира оторвет сестер друг от друга и разбросает по охваченной войной чужой стране…
– Потом, это потом, – повторила Людмила и воровато оглянулась. Поблизости вроде бы никого не было, но это не значит, что в тенях от шатров не прячутся наушники и соглядатаи. Наверняка ведь за разговором двух «небесных женщин» наблюдают чужие недобрые глаза.
– Значит, так. Как только чжухоу отвалят брать этот Пэнчэн… – начала Люся и тут же сама себя шлепнула по губам. – Эх! Давай-ка на французский перейдем. Мало ли какая сволочь тут подслушивает.
Это было более чем разумно. Уши тут были везде и всегда.
С языком Мольера и Наполеона у Люси было чуть получше, чем с нелюбимым немецким, но все равно француз бы Люсеньку не понял. Зато сестра понимала.
– Когда они ходить воевать Пэнчэн, я забирать тебя сразу! – отчеканила Люси с жутким немецко-русским акцентом. – Готовой ты быть!
Таня вздохнула и виновато улыбнулась.
– Я не могу уйти с тобой. Фигурка, которая была у тебя, теперь находится у дяди генерала. – Она старалась говорить короткими понятными фразами.
Старшая сестра тряхнула головой и от волнения выругалась совсем не по-французски. А затем, перейдя на императив, поделилась планами:
– План мой! Генерал убить в Пэнчэн, рыба забрать, идти Нюйва. Хорошо?
Прочитав сомнение во взгляде Тани, она добавила, торопясь ее убедить:
– Лю все сделать. Я просить, он делать все.
– Люся! Боже мой! – всплеснула руками Татьяна. – Ну зачем же сразу убить? Ты Сыма Цяня читала, вспомни, что там написано. У генерала большая армия, без нее нельзя. Нам нужно поехать в столицу. Там наша вторая рыбка. У главного… – она не знала этого слова, а ругаться не хотелось, – советника. У главного евнуха.
Невидимые соглядатаи наверняка насторожили и без того длинные уши. Еще бы, если в череде «небесных» слов вдруг стали проскальзывать хорошо знакомые – «убить», «евнух»…
– Сыма Цянь, Сыма Цянь… – проворчала Люся, ломая язык о чудовищную смесь «французского с нижегородским». – Ты еще скажи, что мы нарушим ход истории! В историю мы с тобой, Танюша, влипли по самое «не балуйся»… Как теперь выбраться, ума не приложу… Нюйва говорить, рыбы эти ее! Их непременно забирать, иначе большой беда быть! Но… – Она схватила сестру за руки и с тревогой заглянула ей в лицо. – Он же бешеный, этот князь. Что он с тобой сделал, зачем увез? И чего от тебя теперь хочет? Я же с ума сойду, Танюша! И, кстати… Дядю тоже убить можно. Я его не любить. Яд мне давать! Сволочь косоглазая!
Услышав про Нюйву, Таня закрыла ладошкой рот, а потом осторожно потрогала сестру за руку:
– Ох, Люсенька!
Божественное вмешательство страшило почище козней Сян Ляна.
– Я и деда-паршивца тапкой погоняла слегка, – похвасталась Люся. – А Нюйва… Короче, поговорили мы с нею. Рыбы эти ее. Вот нас из-за них сюда и затянуло. Но ничего она мне толком не рассказала, да я и не поняла половины. Папенька бы сразу догадался, что там к чему… Но насчет рыб я одно поняла: если их сложить, можно… – Она осеклась, пытаясь вспомнить, как будет по-французски «глиняный болван», и сердито насупилась: – Можно les golems[38] оживить. Noir[39] их оживляет, blanc[40] дает то ли разум, то ли волю, там непонятно. Но рыб отобрать нужно обязательно. Представь, что такой вот oncle[41] наворотит с le armée de golems[42]?
– Поэтому я останусь с Сян Юном и Сян Ляном, – твердо сказала Таня. – Я ведь точно не знаю, где вторая le poisson[43]. Может, у Джао Гао, а может, у самого императора. А сбежим, так потеряем из виду обе.
Люся фыркнула:
– Сама же говорила про Сыма Цяня! Если все, как у него, пойдет, то victoire[44] мой Лю. И тогда мы разом deux poissons получим.
– А если нет? Если Лю не победит? Ты вообще заметила, что этот Китай не совсем тот? А я вот заметила, – вздохнула Татьяна. – А тут еще эти глиняные… les golems. Где они? Что они такое?
– Да пес его знает, что или кто… – Люся со вздохом почесала затылок под красной косынкой. – Что Китай не тот, я заметила. И ты права, конечно, но… Я тебя здесь не оставлю. Если уходить не хочешь, тогда придется мне с тобой остаться. А если этот старый упырь и тебя отравить надумает? Или le général в голову что-нить не то стукнет? Я-то, слава богу, со своим le rebelle[45] сговорилась уже, он понятливый и безопасный. А ты тут как на бомбе сидишь, сестрица.
«Небесная дева» замахала на «хулидзын» руками, словно ветряная мельница.
– Нет, нет, нет! Ни тебе, ни Лю оставаться здесь никак нельзя. Сян Юн – это полбеды, он психованный, но не такой уж и плохой, а вот oncle его… У-у-у! Он и тебя отравит, и Лю убьет. Он знает, что мне le poisson нужна. Так что даже не думай оставаться здесь. Я сама с Сян Юном разберусь, – смело заявила Таня.
И тихо порадовалась, что ее сестренка – рядом с хорошим и надежным человеком. Главное, чтобы она от Сянов подальше держалась, а на Лю Дзы можно положиться.
– Ладно, – сдалась Люся. – Не убедила, но делать нечего. Не силком же тебя волочь! И Лю мне бросать сейчас никак нельзя… – Она невольно отвела глаза, не решаясь даже сестре рассказать о том странном, что потихоньку прорастало между нею и Пэй-гуном. – Вот уж попали мы с тобой, сестренка! Хорошо, меняем, значит, план. Ты добываешь poisson noir, а я на poisson blanc нацелюсь. По Сыма Цяню, в Санъян-то первым мой le rebelle войдет, а не твой le général. Вот я там и пошурую тогда. Может, еще что выяснить удастся… Но! – Она прищурилась, сжала кулаки и заявила, не понижая голоса и не скрывая злости: – Если этот Сян Юн тебя хоть пальцем тронет, я его сама порву на лоскуты, и плевать мне на историю! А уж дядю, змея подколодного, и так давно пора лошадками порвать или там сварить живьем. Как они в этих веках развлекались, что-то я запамятовала…
Обернувшись, Людмила оскалилась в сторону самых густых теней и припечатала:
– Так ему и передайте, les rogues[46]!
В сумраке кто-то озадаченно зашуршал, и «хулидзын» удовлетворенно ухмыльнулась. Будут знать!
– Тут такое дело… – убедившись, что шуршание затихло где-то в направлении палатки Сян Ляна, Люси облегченно вздохнула и улыбнулась с непривычным смущением: – Давай пошушукаемся, как раньше, а?
