Дядя взглянул на часы и закусил свою толстую губу.
– Ладно, Альфред, все нормально, – произнес он тем фальшивым жизнерадостным тоном, которым взрослые иногда разговаривают с детьми. – Я иду вниз и встречаю копов, а ты остаешься здесь.
– Остаюсь здесь, а дальше?
– Взламываешь код.
Дядя ободряюще похлопал меня по спине и пошел к двери.
– Дядя Фаррел! – позвал я, но он меня проигнорировал.
Звякнул звонок лифта, и наступила самая оглушающая тишина в моей жизни.
Я посмотрел на кнопочную панель. Пин-кодом могла быть дата рождения мистера Сэмсона, или год, когда он основал свою компанию, или вообще случайный набор цифр, которые ни с чем не связаны. Ни одной нужной даты я не знал и начал наугад нажимать на клавиши. Никакого результата. Мне подумалось, что я могу тыкать пальцем до второго пришествия и все без толку.
Бросив это занятие, я снова сел в кресло и глянул на часы. Вдруг копы захотят осмотреть офис мистера Сэмсона и потребуют, чтобы дядя провел их сюда? Нам стоило запастись уоки-токи.
Нервничать и одновременно маяться от безделья – необычное сочетание. Я не мог сидеть сложа руки, а потому наклонился и стал разглядывать потайное отделение. Тихий голос в голове прошептал: «Телефон». Потом снова: «Телефон». И я задумался: почему он так настойчиво нашептывает это слово?
И тут до меня дошло.
– Буквы, – прошептал я.
Телефон мистера Сэмсона стоял на полу. Я поднял его и поставил себе на колени. Как и у всех телефонов, у этого каждой цифре соответствовали три буквы: например, цифре «два» – буквы «А», «В» и «С».
В общем, я начал набирать разные комбинации.
Семь-два-шесть-семь-шесть-шесть, что равно СЭМСОН. Ничего. Два-три-семь-шесть-два-семь-три равно БЕРНАРД. Ничего. А вдруг это кличка собаки с фотографии? Я интуитивно набрал: девять-шесть-пять-три (ВОЛК).
Ничего.
Вздохнув, я снова посмотрел на часы. Дядя Фаррел ушел пять минут назад. Он говорил, что быть умным не так уж важно, но мне показалось, что это качество могло пригодиться. Скорее от безысходности я набрал: два-пять-три-семь-три-три.
Внизу подо мной что-то загудело, и гул начал усиливаться, как будто мотор набирал обороты. Пол задрожал. Я тихо вскрикнул и оттолкнулся от стола, а тот оторвался от пола и завис в воздухе, как на спиритических сеансах.
Из-под ковра медленно вырастал массивный металлический столб. Он поднимался, пока столешница не оказалась в считаных дюймах от потолка.
В этом столбе, прямо напротив меня, было углубление, а в нем на двух серебряных шипах острием вниз висел меч.
Я принес с собой фотографию, чтобы не унести по ошибке какой-нибудь другой, но она не понадобилась, так как я сразу понял, что это тот самый меч. В окно проникал голубоватый свет городских огней, и клинок меча переливался, как озерная гладь в пасмурный день.
Я вздохнул поглубже и взялся за рукоять. Меч буквально выскочил из столба. Я даже не ожидал, что он окажется таким легким. Мне представлялось, что такой меч будет весить тонну, а он был не тяжелее шариковой ручки. Звучит, конечно, странно, но меч сразу как будто стал частью меня, этаким продолжением руки длиной в пять футов. Улыбаясь, как играющий в пиратов малолетка, я несколько раз взмахнул мечом. Он со свистом рассекал воздух. Я направил его в сторону уличных огней и повернул так, что на клинке заиграл отраженный свет.
Потом я провел большим пальцем вдоль лезвия, и сразу выступила тоненькая, как нитка, полоска крови. Я даже не почувствовал, что поранился. Но вид крови вернул меня в реальность. Я сунул меч в вещмешок, а палец – в рот. Мне не хотелось оставлять свою ДНК в кабинете мистера Сэмсона.
Подбежав к двери, я остановился. Вдруг копы вздумают осмотреть офис мистера Сэмсона? Может, мне лучше где-нибудь спрятаться и подождать дядю Фаррела? Я остановился в дверях, прижал к груди вещмешок и принялся нервно сосать палец. Как опускается стол, я не знал, а потому, поразмыслив, решил оставить все как есть и вышел в коридор.
Закрыв за собой дверь, я проверил замок и пошел прямиком к лифту, чтобы уже там подождать дядю Фаррела.
У лифта я привалился к стене. Сердце продолжало гулко биться о ребра, пот струился по груди и между лопатками, а вещмешок вдруг стал очень тяжелым. Я вынул палец изо рта. Кровь остановилась, но палец покалывало, как будто он онемел. На секунду меня охватила паника. Вдруг лезвие отравлено и я умру в полутемном коридоре?
Наконец я услышал, как поднимается лифт. Наверно, дяде было не просто избавиться от копов, подумал я, отлипая от стены. У меня все еще слегка кружилась голова, но вещмешок был уже не таким тяжелым.
Двери лифта плавно разъехались, и я произнес:
– Чего ты так долго, дядя Фаррел?
И тут из кабины выступили две большие бурые тени. Я попятился к двери пожарной лестницы. Тени оказались крупными мужчинами в коричневых, как у монахов, плащах. Их лица скрывали низко опущенные капюшоны.
Один встал перед другим и еле слышно проговорил:
– Мы не желаем тебе зла. Нам нужен только меч.
И он протянул ко мне руку.
Голос у него был такой приятный и звучал так убедительно, что я едва не отдал ему меч. Возможно, мне так и следовало поступить, но в этот момент второй, стоявший позади первого, утробно зарычал и бросился на меня. Его рука вынырнула из складок плаща, и в ней тоже был длинный меч с двусторонним клинком, черный и тонкий, как бильярдный кий.
Первый монах сделал движение, чтобы задержать второго, но не успел. Я не задумываясь выхватил из вещмешка меч. Атакующий замер от неожиданности, но только на долю секунды. Он был уже в шаге от меня, когда я почувствовал, как меч в моей руке просвистел у меня над головой – я даже не помню, чтобы поднял руку, – а потом увидел, как он прицельно обрушивается на голову монаха.
Тот вскрикнул и в последний миг воздел над головой клинок. В маленьком коридоре разлетелся лязг, от которого заложило уши, и я отступил на шаг.
Покалывание в пальце распространилось на всю руку. Первый монах отбросил все попытки договориться со мной и ринулся в атаку. У меня не было выхода, и я снова замахнулся мечом.
Его напарник отступил, сжимая запястье руки с мечом. Я тоже попятился. Высокий монах двигался гораздо медленнее, но это был такой разумный вид медлительности. Я сдавал назад, пока не уперся спиной в дверь, которая вела на лестницу.
– Отдай меч, – потребовал из-под коричневого капюшона высокий монах.
Он протянул ко мне бледную руку, а второй вскинул меч с черным острым клинком.
Я нащупал дверную ручку, резко опустил ее вниз и ударил в дверь пяткой. Одновременно мой меч просвистел, нацелившись на левое ухо монаха. Тот заблокировал удар своим черным клинком, а я схватил его за левое запястье и, сместившись чуть вправо, резко дернул на себя. Монах полетел на лестницу. Я слышал, как он кричал от боли, пока кувыркался по ступенькам.
