23
Беннасио снизил скорость до вполне приемлемых восьмидесяти миль в час, но ветер все равно лупил в лицо. Я сполз на сиденье, прикрыл ладонью глаза и задался вопросом, когда же прибудет подкрепление.
Не знаю, сколько я так просидел, содрогаясь от порывов ветра, а ветер был таким холодным, что у меня стучали зубы и коленки бились друг о дружку. Мне показалось, что очень долго. Потом я услышал, что двигатель сбавляет обороты, и почувствовал, что ветер стих. Я убрал руку и увидел, что Беннасио выруливает на аварийную полосу. Нас быстро нагонял грузовой тягач с прицепом. Он посигналил и прогромыхал мимо, а Беннасио ему дружески помахал.
– Что-то случилось? – спросил я.
– У нас кончился бензин, – ответил Беннасио, и машина медленно остановилась.
– Вы шутите?
– Нет. Вылезай, Кропп, дальше пойдем пешком.
– Пешком?
– У нас нет выбора.
– Вы постоянно это повторяете. Почему у нас никогда нет выбора?
– Порой так даже легче.
Мы вышли из машины и с минуту стояли, просто ее разглядывая. Теперь наша «феррари-энзо» была уже не такой крутой. Я сунулся в окно за обрезом.
– Не надо, оставь это, Кропп.
Я вздохнул и бросил обрез обратно на сиденье.
– Беннасио, позвольте вас кое о чем спросить. Зачем все эти мечи, кинжалы, луки со стрелами и прочие средневековые штуки? Вам, рыцарям, что – запрещено огнестрельное оружие?
– Для нас нет запретов.
– Тогда почему вы им не пользуетесь?
– В основном из гордости. Ты можешь думать иначе, но огнестрельное оружие примитивнее, чем мечи. В нем нет элегантности, Альфред. – Беннасио улыбнулся и добавил: – Да и по-нашему воюется веселее!
И мы пошли по трассе. Пройдя с четверть мили, я остановился. Беннасио шел, задумчиво глядя под ноги, а потому лишь через несколько шагов заметил, что меня рядом нет. Он затормозил и обернулся, а я сел на землю и обхватил колени руками.
День выдался чудесный, в небе застыла пара перьевых облаков, а с юга дул легкий ветерок. Я подставил лицо солнцу. Беннасио подошел и сел рядом.
– Я буду честен с вами, Беннасио. Сейчас я глубоко потрясен. Я понимаю, что для рыцарей такие вещи – нормальное дело, но то, что сейчас случилось, немного меня напугало. Нет. Не немного. Я сильно перепугался. Ходишь себе в кино, смотришь, как там гоняются на машинах и палят друг в друга, и думаешь: ага, я тоже так могу. То есть я хочу сказать, что сидишь в темном зале и вроде как жалеешь, что это не ты там, в фильме, стреляешь в злодеев. Но в реальной жизни совсем не так, хотя все это становится больше похоже как раз на кино. Это странно, потому что я начинаю скучать по моей настоящей жизни, хотя она и отстойная.
Я не знаю, сколько еще продержусь.
– Понимаю. – Беннасио вздохнул и печально посмотрел на меня. – К сожалению, Альфред, мы не можем долго здесь оставаться. Скоро прибудет полиция… или кто похуже.
– Еще АТ?
– АТ?
– Агенты тьмы.
Беннасио улыбнулся:
– Да. АТ. Именно так.
– Я не хочу вас задерживать, Беннасио. У вас важное дело – спасти мир и все такое. Если я увяжусь за вами, это будет эгоистично с моей стороны. Тем более что я сам не знаю, хочу ли я этого.
– Ты себя недооцениваешь, Альфред. Без тебя я бы не пережил это утро.
Беннасио явно сказал это, чтобы приободрить меня, но вряд ли искренне так считал.
– Бродвей, – ни с того ни с сего произнес он.
– Что?
Беннасио улыбался.
– Ты спрашивал, какая музыка мне нравится. Я люблю мелодии из мюзиклов.
Не знаю почему, но я рассмеялся.
– Особенно Лернера и Леу. «Камелот»[17]. Слыхал? – Беннасио начал тихо напевать: – «Никто нигде никогда не найдет, сколько ни обойти, обители слаще, чем Камелот, в самом конце пути!» Понимаю, что это предсказуемо.
Я расхохотался. И оно помогло.
– Нам нужно найти какой-нибудь транспорт, Беннасио, – сказал я, когда наконец отдышался. – Мы не можем идти пешком до самого Галифакса.
Беннасио встал.
– Да, не можем. Вставай, Кропп, не дергайся и руки не поднимай.
Он смотрел вдоль трассы. Я поднялся и поглядел в ту же сторону. Сирену я услышал даже раньше, чем увидел проблесковые маячки.
– Отлично, – сказал я. – Полиция.
Патрульная машина остановилась на аварийной полосе. Сирена отключилась, но сине-красные маячки продолжали вращаться. Из машины вышел патрульный, державший руку на кобуре.
– На колени и руки за голову! – крикнул он нам. – Быстро!
– Делай, как он говорит, – шепнул Беннасио.
Мы встали на колени, я сплел пальцы на затылке. Полицейского я не видел, но слышал, как скрипят по асфальту его ботинки.
Подойдя к нам, он спросил:
– Вам что-нибудь известно о том, что случилось там, на дороге?
– У нас кончился бензин, – ответил Беннасио.
– Похоже, что с вами произошло еще кое-что.
Коп остановился в двух футах от Беннасио. К этому времени он уже вынул пистолет и нацелил его Беннасио прямо в лоб.
– У меня пистолет, – спокойно сказал Беннасио, как будто поделился мнением о погоде. – За спиной.
– Не двигаться! – сказал коп и облизнул губы.
Он был ненамного старше меня, лет девятнадцать-двадцать, и в своей высокой коричневой шляпе выглядел глуповато, как ребенок на карнавале в костюме полицейского. Коп наклонился и потянулся за несуществующим пистолетом. Его собственный ствол оказался в четырех дюймах от носа Беннасио.
Тот выбросил правую руку и ударил копа в шею рогаткой из указательного и среднего пальца. Полицейский рухнул на асфальт и замер.
– Господи, Беннасио! – закричал я. – Вы убили его!
– Он жив. Идем, Альфред, – велел Беннасио, уже будучи на ногах и быстро направляясь к патрульной машине.
– Мы заберем его тачку?
– Да.
– Потому что у нас нет выбора?
– Именно.
– Я хочу домой.
Беннасио остановился у двери патрульной машины и обернулся.
– Где твой дом, Альфред?
Это он не со зла спросил, а просто не понимая, что я имею в виду под словом «дом». А что я имел в виду под словом «дом»? Дом Таттлов? Ноксвилл? Беннасио не понял, а я и сам не знал. У меня больше не было настоящего дома.
И я сел в машину.
24
Беннасио выключил проблесковые маячки, нажал на газ, и очень скоро «форд-краун-виктория» разогнался до ста пяти миль в час. Машины уступали нам дорогу – они ведь думали, что мы едем в служебном автомобиле по каким-то очень важным полицейским делам. Я занял пассажирское место «дробовиком патрульного»[18] близ настоящего дробовика и теперь думал, что если на нас снова нападут, то отбиваться мне придется в одиночку, так как стрелы у нас кончились, а обрез недостаточно элегантное оружие для Беннасио.
